"Явдат Ильясов. Башня молчания " - читать интересную книгу автора

соборной мечетью, обложили хворостом и сожгли на медленном огне. Он умирал
мучительной смертью, но с достоинством: не унижался, не каялся, не умолял
его пощадить.
Аргуш не успокоился на этом. Он решил выместить злобу на жителях
Нишапура. Зять был его любимцем, эмир не находил себе места.
Город кишел соглядатаями и доносчиками. Толпы конных воинов-туркмен с
визгом носились по улицам. Хватали кого попало. Наверняка среди прохожих
есть сторонники "шейха горы". Так называли в народе главу секты Хасана
Сабаха.
Вломились к Хайяму. Их привел имам квартальной мечети.
- Это он?
- Он самый.
- Взять его!
Медлить нельзя. Ни секунды.
- Стойте! - Омар вскинул над головой толстую книгу в черной обложке. Он
всегда держал ее на виду, чтобы, если кто забредет, была под рукой.
Предосторожность. - Не прикасайтесь ко мне! Я под защитой корана...
Старший воин, с огромными, до ушей, красными от хны усами, на миг
замялся. Увидев смущение начальника, выжидательно остановились другие.
Омар, не теряя времени, сунул им священную книгу:
- Передайте ее почтенному домулле. Пусть он наугад раскроет любую
страницу и назовет любую главу и стих.
"Поташ твою соду! Я тебе покажу..."
- Давайте, - кивнул растерянный начальник скисшему имаму.
Коран - вещь серьезная. Его надлежит уважать, это он знает. Коран не
сотворен людьми, он существовал предвечно. Книга хранилась под престолом
аллаха и была передана богом пророку Мухамеду.
Священник вымыл руки в ручье, отер их, сунув накрест под мышки, бережно
взял и раскрыл коран. И, надеясь подловить Омара, назвал злорадно главу и
стих:
- Сура девятая, аят пятьдесят первый.
Грозный взгляд начальника.
Омар с его изумительной памятью легко произнес наизусть:
- "Скажи: не постигнет нас никогда и ничто, кроме того, что начертал
нам аллах".
Удачный попался стих. Весьма к месту.
- Верно? - строго спросил туркмен.
Имам, шевеля губами, как школьник, едва научившийся читать, медленно
одолел данный стих - и подтвердил с огорчением:
- Верно.
Начальник молитвенно провел по темному лицу широкими ладонями, у него
отвис левый ус. Он не стал подкручивать ус, справедливо сочтя это действие
здесь и сейчас неуместным.
- Еще! - приказал старший воин, довольно смешной, с перекошенными
усами. Но Омару - не до смеха. Смех может смениться тотчас криком боли...
Имам с досадой перевернул страницы:
- Сура шестнадцатая, аяты сто двадцать шестой - сто двадцать седьмой.
Эх, как не терпится этой сопле уничтожить Омара Хайяма!
Поэт - сурово:
- "Если наказываете, то наказывайте соразмерно тому, что считается у