"Явдат Ильясов. Башня молчания " - читать интересную книгу автора

вас заслуживающим наказания; но если будете снисходительны, то это будет
лучше для снисходительных".
Везет!
- Безгранична мудрость аллаха! - вздохнул начальник, потрясенный этой
мудростью, и почтительно склонил перед Омаром голову. У него отвис правый
ус.
Имам поскучнел:
- Сура восемьдесят пятая, аяты первый-третий...
У Омара голос зазвенел:
- "Клянусь небом, украшенным созвездиями зодиака, и днем
предвозвещенным, клянусь свидетельствующим и тем, о чем он
свидетельствует..."
Начальник попятился:
- Хватит! Мы не туда попали.
Концы его пышных усов сползли под увесистый подбородок.
Эх вы, неучи. В них, пожалуй, и состоит главная сила воздействия
"священной книги", - в леденящей ритмике звучности и пугающей образности ее
стихов. А не в смысле, очень часто противоречивом...
- Нет, почему же? Вы попали туда, куда надо. - Омар вырвал книгу из
хилых рук имама. - Теперь давайте испытаем самого почтенного домуллу. А
ну-ка вспомните, уважаемый, суру восемьдесят первую, аяты первый-третий,
пятый-шестой, одиннадцатый-тринадцатый, - подступил Омар к перепуганному
старичку.
Глаза его горели, как стекла с примесью меди, зеленые.
"Он сам - пророк", - похолодел имам. И живо укрылся за спиной туркмена.
- Не можешь? - загремел Омар. - Чего же тогда ты берешься кого-то в
чем-то уличать, жалкий ты человечек? Я тебе напомню эту главу! - "Когда
солнце обовьется мраком, когда звезды померкнут, когда горы с мест своих
сдвинутся, звери столпятся, моря закипят... когда небо снимется, точно
покров, ад разгорится и опустится рай..."
У туркмен от ужаса развернулись и встали торчком кольца меха на их
барашковых шапках. И горячий пот под ними оледенел. Будто громилы и вправду
узрели наступление "последнего часа".
Старший воин низко, чуть на колени не пав, поклонился поэту:
- Ваша милость! Простите. За нелепое вторжение...
Ушли, чуть живые со страху. За оградой было слышно, как разъяренный
начальник ватаги отчитывает злосчастного шейха за глупость:
- Без указания свыше мы здесь ничего не можем!
Да, повезло. А то б затаскали. Насидишься, с больной рукой, в каменном
сыром колодце, пока докажешь, что ты - не верблюд.
Верблюд-то ты верблюд, но не из того каравана.
С шаром стеклянным теперь никуда не суйся. Что же делать? Он не может
ждать, когда улягутся страсти. Не скоро они улягутся в этой стране...
Хорошо бы выбраться куда-нибудь, где Омара никто не знает. В другой
город. И даже - в другую страну. Скажем, в Армению или Византию, где нет
ярых ревнителей "правой веры". Э! Мракобесы везде одинаковы. Христиане могут
вообразить, что сарацин своим стеклянным шаром хочет поджечь гроб господень.
И непременно какой-нибудь заезжий торгаш из Нишапура увидит его среди гебров
- неверных. Сколько людей на земле! Человеку на ней негде укрыться: в самой
глухой дыре - или в самой густой толпе тебя обязательно заметит чей-то