"Ясуси Иноуэ. Охотничье ружье; Письмо Секо; Бой быков (Три новеллы)" - читать интересную книгу автора

самой смерти матушки, показалась мне такой же несчастной, как распятый
лепесток, замурованный в подаренном мне стеклянном шаре. Я открыла окно и,
глядя на усыпанное холодными звездами небо, пыталась сдержать слезы, но
внезапно представила, как сейчас ее любовь поднимается к этому звездному
небу и тихонько плывет меж холодных звезд; мне стало так горько, и я
разрыдалась. Мне почудилось, будто сожаление об этой одиноко уплывающей к
звездам любви столь велико, что с ним не может сравниться горе из-за смерти
одного человека - моей матушки.
И снова заплакала я, когда ночью взяла в руки палочки - поесть суси.
- Старайся держать себя в руках. Мне очень горько сознавать, что я не в
силах тебе помочь, - тихо сказала тогда Мидори.
И я увидела: ее глаза тоже полны слез. Я посмотрела на увлажнившиеся
прекрасные глаза Мидори и отрицательно покачала головой. Она, наверно, тогда
не поняла меня. А ведь я заплакала от жалости к ней, Мидори. Глядя, как она
раскладывает суси на четыре тарелки: Вам, себе, мне и покойной матушке, я
вдруг подумала, что самая несчастная среди нас - Мидори, и зарыдала.
В ту ночь я плакала еще раз. Помните? Вы предложили мне отдохнуть,
сказав, что завтра будет очень тяжелый день. Я легла в соседней комнате и
мгновенно уснула. Среди ночи я вдруг проснулась вся в поту. Взглянув на
часы, стоявшие на книжной полке, я поняла, что проспала почти час. В
соседней комнате, где стоял гроб, по-прежнему царила тишина, время от
времени нарушаемая щелканьем Вашей зажигалки. Потом Вы сказали:
- Пойди отдохни немного, я посижу один.
- Я не устала, а вам бы отдохнуть не мешало, - ответила Мидори.
Опять наступила долгая тишина, и я расплакалась. Вы, наверно, не
услышали моих рыданий. Я подумала о том, что Вы и Мидори находитесь сейчас в
одной комнате с покойницей, но каждый из вас занят своими мыслями. И весь
мир взрослых людей показался мне таким невыносимым, таким печальным и
страшным, что я не могла сдержать горьких слез.
Дядюшка! Дядюшка Дзесукэ!
Я без утайки написала Вам обо всем, что думала и чувствовала в те дни,
надеясь, что Вы поймете мою просьбу: отныне мне бы не хотелось встречаться
ни с Вами, ни с Мидори. Я больше не смогу, как это бывало прежде, доверчиво
принимать знаки Вашего внимания, не смогу докучать Мидори своими капризами.
Я хочу забыть о преступлении, погубившем мою матушку.
Дальше писать я не в силах.
Дом в Асия я решила поручить заботам дяди Цумуры.
А сама возвращусь в Акаси, открою там небольшое ателье и буду
зарабатывать на жизнь собственным трудом. В завещании матушка написала,
чтобы я во всем советовалась с Вами, но, если б она знала о нынешнем моем
состоянии, она бы, наверно, отказалась от своих слов.
Сегодня я сожгла в саду матушкин дневник. От него осталась лишь
горсточка жаркого пепла. Я пошла за водой, чтобы залить пепел, а когда
вернулась, его уже не было: ветер куда-то унес его вместе с опавшими
листьями, унес и развеял.
Пересылаю письмо матушки, адресованное Вам. Я нашла его на следующий
день после Вашего отъезда в Токио, когда разбирала ее стол.

Письмо Мидори