"Ясуси Иноуэ. Охотничье ружье; Письмо Секо; Бой быков (Три новеллы)" - читать интересную книгу автора

времена года. И еще много, очень много могла бы я Вам поведать такого, от
чего Вы застонали бы. Но я хранила молчание и не пыталась что-либо
предпринять. Даже тогда, в Атами, я не пошла следом за Вами к морю. Даже
тогда! И вот что странно: когда перед моими глазами внезапно всплывал тот
сверкающий, похожий на берлинскую лазурь кусочек моря, стихала в сердце
жгучая боль, которая чуть не свела меня с ума, и на меня снисходило
умиротворение.
Не скрою, в моей жизни были долгие месяцы, когда я находилась на грани
сумасшествия, но время - прекрасный целитель, оно разрешило все проблемы
наилучшим образом.
Подобно тому как остывает раскаленный кусок железа, остывали и наши
отношения. Чем холодней становились Вы, тем холодней становилась и я, не
уступая Вам в этом ни на йоту. Теперь отношения между нами подобны
соприкосновению заиндевелых ресниц. Семья? Нет, это теплое, человеческое
слово здесь неуместно! Более подходящим было бы слово "крепость" - думаю, Вы
с этим согласитесь. Запершись в этой крепости, Вы обманывали меня, а я - Вас
(но Вы начали первый!). В какие же печальные сделки вступают люди между
собой! Вся наша жизнь была построена на двух тайнах, которые мы хранили друг
от друга. На мои недопустимые выходки Вы глядели иногда неодобрительно,
иногда с презрением или с печалью во взоре, но всегда делали вид, будто
ничего не замечаете. Сколько раз я, нежась в ванной, неприлично громко
приказывала служанке принести сигареты; в гостиной или в коридоре неряшливо
рассыпала пудру; поговорив с незнакомым мужчиной по телефону, вальсировала
по комнате; приглашала актрис из Такарадзука, угощала их и фотографировалась
вместе с ними; в день своего рождения заставляла даже служанок украшать себя
лентами; приглашала студентов и устраивала шумные попойки. Я поступала так
совершенно сознательно, понимая, что все это Вам очень неприятно. Ах, если
бы Вы хоть раз всерьез упрекнули меня! Нет, Вы не сделали этого, не могли
сделать. И между нами не вспыхивали ссоры. В нашей крепости царила тишина,
лишь окружавший нас воздух, словно подхваченный ветром пустыни, со странным
холодным шелестом и шипением уносился неведомо куда. Почему Вы, привыкший
охотиться на диких голубей и фазанов, не сумели вскинуть свое охотничье
ружье и выстрелить мне в сердце? Почему Вы, начав обманывать меня, не стали
это делать более откровенно и жестоко? Не довели обман до конца? Разве Вы не
знаете, что женщина может простить мужчине любую ложь?
Более десяти лет я терпела подобную жизнь и думала: когда-нибудь да
придет ей конец. Что-то случится! Что-то должно произойти! Слабая, но
упорная надежда все время теплилась в глубине моего сердца. Каким будет этот
конец? Я представляла его себе двояко; либо я прильну однажды к Вашей груди
и тихо закрою глаза, либо изо всей силы, так, чтобы фонтаном брызнула кровь,
вонжу в Вашу грудь нож - тот самый, который, помните, Вы привезли мне из
Египта. Как Вы думаете, чего я больше желала? Честно говоря, я и сама не
знаю.
А помните Вы случай, который произошел лет пять назад после Вашего
возвращения из поездки в южные страны? Меня не было дома два дня. На третий
день я пришла слегка под хмельком. Вы уезжали на несколько дней в Токио по
делам, и я была уверена, что Вы еще не вернулись. Но Вы неожиданно оказались
дома - сидели в столовой и чистили ружье. Я поздоровалась и сразу же вышла
на веранду, опустилась на диван спиною к Вам и подставила прохладному ветру
разгоряченное лицо. Тент, натянутый над обеденным столом в саду, служил