"Митрополит Иоанн. Самодержавие духа" - читать интересную книгу автора

сравнение с православным. Здоровое религиозное чутье безошибочно определило
ущербность католицизма, отсекшего себя от соборной совокупности Церкви, от
ее благодатной полноты. "Се что добро, или что красно, но еже жити братии
вкупе", - свидетельствует Священное Писание. Отсутствие этой красоты и
почувствовали благонамеренные послы. Тем разительней был для них контраст от
присутствия на литургии в соборе святой Софии в Царьграде: "Приидохом же в
греки и ведоша ны идеже служат Богу своему". Богослужение так поразило
русов, что они в растерянности твердят: "И не знаем, были ли мы на небе, или
на земле - ибо не бывает на земле красоты такой - только то верно знаем, что
там с человеками пребывает Бог... И не можем забыть красоты той". Их сердца,
ищущие религиозного утешения, получили его в неожиданной полноте и
неотразимой достоверности. Исход дела решили не внешние экономические
соображения (обоснованность которых весьма сомнительна), а живой религиозный
опыт, обильное присутствие которого подтверждает и вся дальнейшая история
русского народа.
Довольно полную картину взглядов современников на ход русской жизни
дает Лаврентьевский свод[10]. Вот, например, картина похода русских князей
на половцев в 1184 году: "В то же лето вложи Бог в сердце князем русским,
ходиша бо князи русскии вси на половци".
В 70-х годах XII века усиливается натиск половцев на границы русских
княжеств. Русские предпринимают ряд ответных походов. Следует несколько
местных поражений половецких войск, результатом которых становится их
объединение под властью одного хана - Кончака. Военная организация половцев
получает единообразие и стройность, улучшается вооружение, появляются
метательные машины и "греческий огонь": Русь лицом к лицу сталкивается с
объединенным сильным войском противника.
Половцы, видя свое превосходство, принимают удачно складывающиеся
обстоятельства за знамение благоволения Божия. "Се Бог вдал есть князи
русские и полки их в руки наши". Но промысел Божий не связан соображениями
человеческой мудрости: "не ведуще" неразумные иноверцы, "яко несть мужества,
ни есть думы противу Богови", - сетует летописец. В начавшейся битве
"побегоша" половцы "гоними гневом Божиим и Святой Богородицы". Победа
русских не есть результат их собственного попечения: "Содеял Господь
спасенье велико нашим князьям и воям их над враги нашими. Побеждена быша
иноплеменницы" промыслительной помощью Божией под Покровом Пресвятой
Богородицы, покрывающей попечением Своим боголюбивое русское воинство. И
сами русские это прекрасно сознают: "И рече Владимир: се день иже сотвори
Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь. Яко Господь избавил ны есть от
враг наших и покорил врази наша под нозе наши". И возвратились русские
войска домой после победы "славяще Бога и Святую Богородицу, скорую
заступницу рода христианского". Вряд ли можно полнее и четче выразить взгляд
на русскую историю как на область всеохватывающего действия Промысла Божия.
При этом летописец, как человек церковный, остается далек от примитивного
фатализма. Действуя в истории определяющим образом, Промысел Божий в то же
время не подавляет и не ограничивает свободы личного выбора, лежащей в
основании ответственности человека за свои дела и поступки.
Историческим материалом, на фоне которого утверждается понятие о
религиозно-нравственной обусловленности русской жизни, становятся в летописи
события, связанные с изменчивым военным счастьем. На следующий год после
удачного похода на половцев, совершенного объединенными силами князей,