"Наталия Ипатова. Король забавляется (Король-Беда и красная ведьма - 2)" - читать интересную книгу автора

ценностью, чтобы сравнивать ее с пронзительным воспоминанием о том, каким
он был достойным. Если бы он вернулся в степи, лелея обрубок, то одним
своим видом осквернил бы все исповедуемые кланом возвышенные идеалы.
Кеннет аф Крейг был человек из потока и для потока, частичка того, что
позже назовут социум. Своим сознанием он жить не умел. Может, у него и не
было собственного сознания, или оно было младенческим. В последнем случае
оставалась слабая надежда.
Все время, пока он таскался за нею следом, всем своим видом он выражал
очевидную в принципе идею, что на самом-то деле она ничуть в нем не
нуждается. Сперва по негласному соглашению он прокладывал ей путь в толпе.
Потом оказалось, что с этой функцией вполне справляется ее алое платье.
Тут Кеннет и вовсе заскучал. С какой стороны ни глянь, он выходил
нахлебником у бабы. Самолюбие его было стерто в порошок. Что было бы с
ним, когда бы он узнал, что ее харизма останавливает лошадей на полном
скаку?! Аранта сочувствовала ему, но не слишком искренне. Мужчины как
класс и так присвоили себе слишком много привилегий. Кеннет по-прежнему
боготворил Рэндалла, хотя, как подозревала Аранта, сам навевал королю не
слишком приятные чувства. Никому не по душе напоминание о долгах. А Кеннет
был к тому же еще и напоминанием о поражении. Незначительном, но весьма
досадном для того, кто поражений не терпел. Правда, сам Кеннет нипочем бы
не догадался, какое впечатление он производит на того, за кого был
счастлив умереть. Рэндалл был не из тех, кто позволил бы читать себя кому
попало.
К тому же ей почти не удавалось поймать его взгляд. Это производило
неприятное впечатление, раз за разом заставляя вспоминать его последние
слова, обращенные к ней перед тем, как его поволокли на операционный стол,
и размышлять, сколько в них было истинного чувства. Он сказал, что
ненавидит ее. Почему-то это ее задевало. Хотя не настолько, чтобы не
ощущать себя... ну, если не счастливой, это было бы сказано слишком
сильно, но вполне у дел и на своем месте. Единственным чувством, которое
Аранта питала к Кеннету аф Крейгу, была оглушительная жалость. Совсем не
то, что желал бы вызывать к себе молодой мужчина, если, разумеется, ему
хочется так называться. Иногда ей приходило в голову, что он ненавидит ее
в том числе и за жалость. Во всяком случае, в ее глазах эта причина
выглядела вполне уважительной.
- Отвезешь барахло... сам знаешь куда. - Она носком башмака потрогала узел
у своих ног. - Потом возвращайся. Только забрось по дороге меня во дворец.
Кеннет послушно перегнулся с козел, и она передала ему ключ.
Королевский дворец Констанцы вызывал у Аранты чувства, какие принято
называть смешанными. Вообще-то он ей не нравился. Высокомерное мрачное
строение, темный и тесный лабиринт, заставлявший ее чувствовать себя
бабочкой-однодневкой. Он, как тлен, приглушал все, даже самые яркие
краски. Даже золото казалось под его сводами старым, тусклым, осклизлым.
Даже ее красное платье выглядело линялым и пыльным. И только королевское
черное, в какое с ног до головы рядился Рэндалл, было здесь на своем
месте. В этом смысле хуже был только собор, но в собор можно было не
ходить, пренебрегая общественным мнением. Она и не ходила, легкомысленно
полагая, что в этом мире есть только два существа, чье мнение следует
иметь в виду, и она сама - одна из них. Однако было что-то такое, что
тянуло ее приходить сюда еще и еще, от чего сердце ее замирало, как у