"Наталия Ипатова. Винтерфилд" - читать интересную книгу автора

человеком, мужчиной, куда, зачем? На что она меняет шампанское, цветы,
конфеты, танцы до утра и коленопреклоненные признания, которыми можно
пренебречь, но можно ведь и проявить благосклонность... Концерты,
фестивали, посольства, фокусники, духи и пудра, кружева и булавки...
Прощайте, вам не место в фехтовальном зале. Не сгорят ли со стыда ее отец
и братья, когда им вот так же будут колоть ею глаза? Как водится при
расставании, последняя местная сволочь казалась ей самым близким
человеком. А кроме того, ее мучило стойкое и крайне неприятное подозрение,
будто гофмейстерина минутную блажь лорда Грэя принимает куда ближе к
сердцу, чем все жизненное счастье "этой пустышки Андольф", и она в глубине
души молилась на решительное "нет" королевы.
Однако и эта надежда рухнула, беэжалостно придавив ее своими обломками.
Несколько минут спустя королева вызвала ее к себе. Обе старшие дамы
смотрели на Лею со строгими, но благостными лицами, как на неразумное
дитя, и в ответ на нервный реверанс фрейлины патронесса выразила надежду
на перемены к лучшему в ее судьбе и на то, что следующий Королевский
фестиваль принесет подтверждение ее высокому титулу. Лея расценила ее
пожелание как предупреждение против нежелательной беременности, и второй
реверанс - прощальный - вышел у нее еще более судорожным. Она все больше
подозревала, что рады тут не за нее, и на негнущихся ногах отправилась
паковать чемодан.
Она не имела права увезти с собою придворные платья, пошитые за счет
казны, и те остались висеть в шкафу, заставляя предположить, что новую
обитательницу Гиацинтовой фрейлинской подберут не за сумму ее достоинств,
а за подходящий объем бюста, чтобы не пришлось тратиться дважды. Таким
образом, в чемоданчик отправились ее ни разу здесь не надетые
провинциальные наряды и горстка-другая памятных безделушек и недорогой
бижутерии. В глубине души она твердо знала, что никогда не осмелилась бы
появиться перед лордом Грэем в этаком полупрозрачном шифоново-кружевном
облаке, подобная легкомысленность на фоне его строгого пуритантизма
выглядела бы почти непристойной, а она уже поняла, что на язык он ядовитее
скорпиона, и было бы глупо провоцировать его остроумие. Так что она
простилась с ними, как с беспечностью юности. Ей хотелось плакать, и она,
без сомнения, поплакала бы, если бы была в комнате одна, но она не могла
так низко пасть в глазах пристально следящих за нею и исступленно
завидующих подруг

8. ЛАЙ ИЗ ПОДВОРОТНИ

В семь часов утра, на сером промозглом рассвете, ежась от забирающейся под
платье влаги, Лея Андольф, отныне уже не фрейлина Ее Величества, вышла за
дворцовую калитку, держа в руках скромный плетеный чемоданчик. В отличие
от фасада, где дворец окаймляла ажурная решетка в виде стилизованных пик,
здесь более старая стена была возведена из красного кирпича и покрыта
сверху нависавшей черепицей. Низенькая калитка, служившая чем-то вроде
черного хода для персонала, представляла собою тяжелую дубовую дверцу,
скрепленную полосами железных оков и утопленную в толще кладки. Здесь
полагался пост из двух стражников, но Лея очень редко видела их на месте:
неподалеку раскинулся увеселительный квартал, начальник стражи закрывал
глаза на частые отлучки подчиненных, и до тех пор, пока гром не грянул,