"Наталья Ипатова. Король-Беда и Красная Ведьма ("Король-Беда и красная ведьма" #1)" - читать интересную книгу автора

пояса, - следы остались в сугробах, не со стороны деревни, не по дороге
принесла ее нелегкая...
Не унималась кровь. Темная, горячая. К жизни привыкла Ува, не к смерти,
встречать жизнь на ее пороге, а не провожать за черту привыкла она, и до
паралича ее все это пугало. Бывали у нее редкие неудачи, но одна она в глухой
ночи никогда перед ними не стаивала.
- Ты у исповеди давно была? - спросила Ува. - Дотянешь, если за
священником побегу, али как?
Та оскалилась, показав зубы в кровавой кайме.
- Нет у таких, как они, права судить и прощать таких, как мы. Сами за
себя ответ держим. Потому и не хоронят нас на освященной земле.
И не хотела Ува, а отшатнулась и ребенка вытянула на руках подальше от
себя, словно не поздно еще было. Словно не измаралась она с головы до ног в
нечистой крови.
- Ты, - выговорила она, - из этих! Заклятая!
И заметалась по хате, ища чистые тряпки, забыв, что в руках ребенка
держит.
- Дай, - прошептала ночная гостья. - Дай хоть подержу.
Сунула Ува молчаливую кроху в руки матери, и та стала поглаживать ее,
баюкать. Комочек плоти, весь в крови, как сырое мясо. А Ува терла руки в
горячей лохани, в памяти воскресали все самые чудовищные страхи, все жуткие
намеки о том, что способно сотворить с человеком прикосновение крови заклятого,
проклинала, стиснув зубы, свою доброту и жадность.
- Так, значит, - шептала, словно в бреду, незнакомка. - Ежели не сделаю
сейчас, значит, пропадет все даром, никому не достанется. Может, ей от этого
выйдет помощь в пути. Может, назовет мой дар проклятым. Но пропасть этому
нельзя.
Окинула бесовским взглядом свидетельницу и сказала громко, с вызовом,
будто зная, каков будет ее испуг и протест:
- Закляну-ка я, пожалуй, малютку на девственность! Пошло, просто и
действенно. Чтобы думала головой, прежде чем оной кого попало одаривать. Чтоб
знала, что потеряет, коли сладким речам позволит путь себе указывать. Чтоб
малое от великого межевала.
Сказала - и отложила ребенка в сторону, как будто сама решала, когда ей
сделать последний шаг за черту. И усмехнулась, да так жутко, как в жизни своей
Ува не видела.
- Девочку назови Арантой, - велела.
- Крестить-то... можно ли?
- Как хочешь. Все равно.
Глаза у нее были как две бесовские ночи, бесстыжие, огромные,
колдовские, и вспыхнула вдруг перед Увой картинка: словно со стороны увидела
она себя. Неуклюжая, толстая, с красным лицом, в растрепанных белобрысых
космах, в окровавленной тряпке, повязанной под бесформенной грудью, с руками,
растопыренными в стороны, как можно дальше -на них ведь ведьмина кровь была,
хоть и смытая, да памятная. Жалко она выглядела, смешно и глупо. Презирать
таки> надо. Черная кость. А когда картинка, мигнув, погасла, ведьма была
мертва.
Лишившись речи, Ува с размаху плюхнулась на табурет.
На столе перед нею с одной стороны простерся труп в окровавленной
сорочке, с другой - слабо, без привычного писка шевелился младенец, проклятый