"Дмитрий Исакянов. Упростить дробь" - читать интересную книгу автора

голова. Крупнозернистый снег вязко шелестит при каждом шаге и остающиеся
следы по краю тут же наливаются синеющей водой. Говорить не хочется.
Видимо, в предчувствии основного шоу, которое намечено традицией и
родителями на сегодня.
До самых ворот нашего незадачливого дома уже прочищена единственным в
деревне бульдозером дорога. Зрелище иррациональное, но весьма характерно
для нас: дом, как я говорил, стоит на отшибе, один, и человеческие следы
на снегу заканчиваются у самой ограды широченной, утоптанной уже
площадкой, словно жирная точка в конце вопросительно-восклицательного
знака. Дальше в степь, как в бесконечность, уходит из него узенькая
тропка: кажется, что чувство, переполнив собой ноздреватую рассыпчатую
чашу, переливается уже через край тонкою фистулой. Толпится народ. В лице
у всех - ожидающее выражение помойных котов. Будничные разговоры, короткие
распоряжения, шутки, негромкий пересмех. Пхнуло дымом: я поднимаю глаза и
вижу, что баня уже затоплена. Поскольку ворота второй день распахнуты
настежь, не задерживаясь, прямиком входим в ограду. Проносится мысль, что
исходя из поговорки. уже третий день все входящие в них, являются
элементами коллективного образа этой самой беды. Так сказать,
"раскладывают на круг". Я обращаю внимание на прислоненную к внутренней
стороне стены сеней граненую красную крышку. Вдруг становится любопытно:
какая она внутри? Чего не видит ее обладатель? Подхожу и, извернувшись, не
касаясь ее руками, деловито осматриваю: какая-то белая дешевка вроде марли
- прозрачная и сквозь нее просвечивают коричневые доски: словно мосток
через лед. Выпрямляюсь и гляжу на часы, топчусь, и, не решаясь войти в
дом, ищу глазами: куда бы заныкаться? До времени "Ч" остается еще около
двух часов, но по разговорам вокруг я уже понял, что в таких случаях
хорошим тоном считается тянуть время. опаздывать, типа, жаль расставаться,
нет сил и все такое.
Подходящим местом показалась баня, да к тому же, мне стало любопытно:
ее то, чего ради растопили? Hа улице поддувал ветер, схолодало и как то
вдруг. я подумал: это обязательно надо записать. Пожалуй, это стоит того -
поддакнул я своему внутреннему голосу почти вслух. Чем - не вопрос, я
всегда ношу с собой ручку, но вот на чем?
В поисках бумаги я все же вернулся обратно, нагнулся и пролез в дом.
Оттуда - в комнатушку. Она не отапливалась всю зиму и здесь, чуть ли не
в вечной мерзлоте, дед консервировал груды Роман газеты, выписываемой им
годов с шестидесятых. Hеразборчивость деда меня всегда просто поражала, но
впрочем, какая-то болезненная склонность ко всякого рода печатной дряни,
сдается мне, вообще в крови русского человека. Сколько я потом видел
семейных шкафов, да что там, сервантов, в домах так называемых "простых
людей", заботливо украшенных вызолоченными корешками рыбаковых, марковых,
астафьевых, горбатовых и тому подобным. Вот на внутренней стороне обложек
этаких скрижалей я и предполагал записать свои заметки. Подошел и открыл
створку первой попавшейся мне антресоли.

Вообще, причины, от которых может заплакать человек, удивительны Думаю,
один их свод мог бы составить серьезнейшее исследование, наподобие
Сведенборгова описания потусторонних сил.
Вдруг подумалось: я наконец то научился писать неспеша. Уверен, мне это
умение очень помогло: таким образом, иногда вдруг родившееся внутри слово