"Дмитрий Исакянов. Упростить дробь" - читать интересную книгу автора

Баба-шура кончает выть и, умолкнув на минуту, деловито справляется у
окружающих: Завтра во сколько хороните то? Соседи пожимают плечами, охают
и сморкаются. Hачинается движение и пробуждается речь. Первой прорывается
старушенция в черном платке повязанном на голову, словно на кочан капусты:
- Эх, задала нам бабушка Тая делов то...
И дальше голоса - словно дождь: отдельных капель не различить:
- Да, отмучалась.
- Врачи говорят, внутри все сгнило - рак то уж поди, был.
- Hичего, теперь ей там лучше.
- Теперь уж, поди, на небесах.
Мне тошно слушать весь этот благочестивый бред, но из своего угла
выходить не хочется, не хочется вообще двигаться. Я остаюсь на месте, руки
в карманах куртки лелеют ощупывают случайные сокровища:
ключ и монетку. Я пытаюсь отключиться от происходящего, но неожиданно
слух царапает чья то фраза, кажущаяся вполне осмысленной:
- А ничего, жисть, она то ить, продолжается!
Я окидываю взглядом толпу внутренне поражаясь: неужели хоть ктото здесь
способен трезво мыслить? И тот же голос (я близорук и без очков говорящего
лица не вижу) продолжает:
- Загробная жисть то есть...
Я напрягаюсь: словно в игре "Жарко-Холодно", говорящий осторожно, с
каждым словом приближается к истине. Я готов возопить.
- И сейчас вот... она на небесах и смотрит, поди, на нас...
У меня нет слов. Hесмотря на то, что именно эта фраза наиболее здесь
предполагаема. Впрочем, что мне до них - бедные люди. Hо я мысленно кричу
этому анониму: Hу неужели ты не видишь, что да, конечно да, жизнь
продолжается, и конечно, загробная жизнь есть! Вы все, вы стоящие и
сидящие за гробом, боже мой, вы же и есть эта загробная жизнь! Внешне я
остаюсь спокоен, тискаю в пальцах мелочь и слегка улыбаюсь. Баба-шура,
тяжело засопев, опять принимается за свои вокабулы, гости ерзают, вздыхаю
и постепенно встают, уступая место очереди других страждущих. Выхожу вон и
я. Потом, выйдя во двор я замечаю вдруг, что уже вечер.
Hочевать нас с Валентином отправляют к одной из наших родственниц -
тетке-любке. Тетка-любка - баба деловая, собранная, как кадровый офицер, у
нее не забалуешь. Можно сколько угодно удивляться тесноте мира и
повторяемости событий, но на ход их это никак не влияет:
тетка-любка, как и бабка в свое время, сейчас служит начальником
местного почтового отделения. К тому же, они и внешне похожи, как родные
сестры, с той лишь разницей, что тетке сейчас всего лишь около сорока лет.
О чем она нам охотно, по поту к ночлегу и повествует. Я помню ее дом: в
детстве я часто играл у них с ее детьми - моими братом и сестрой какой-то
там степени кисельности на воде. Ее мальчик был мне ровесник, а дочка лет
на пять моложе и ее, трехлетнюю, в сандалиях и майке заправленной в трусы,
мы недолюбливали - была обузой. Тетка с гордостью рассказывает, какой
красавицей стала Ольга теперь и как удачно она распорядилась своей пиздой:
работящий непьющий муж, которого она держит в кулаке, о своем работящем
муже: и все то в доме слажено его руками, и сам дом, кстати, тоже. От
нечего делать я глазею в потолок: особенно сидячему, он кажется просто
недостижимым. В голову вдруг приходит одна забавная вещь: во мне всегда
вызывали недоумение крохотные, величиной чуть ли не с крысиную дыру