"Михаил Ишков. Заповедник архонтов " - читать интересную книгу автора

обдумывать или только тогда, когда до смерти хочется?
- Вот об этом поразмышляй на досуге. Когда я умру...
Иуда сразу погрустнел, начал тереть глаза кулаками.
Я спросил.
- Приказ можно обсуждать?
Все загоготали, даже Иуда повеселел, с интересом глянул на меня - во
дает учитель!
- Кто же приказы обсуждает, - басом ответил Петр. - Попробуй обсуди,
вмиг на сбор водорослей сошлют.
- Вот видите! - подтвердил я, - А желания обсуждать можно. И должно!
Захотелось чего-нибудь - ну, я не знаю: украсть ли, донос на собрата
написать, сбежать за реку... Или мамку нарядную увидел... Не спеши. Сядь,
пошевели мозгами, с опытными людьми посоветуйся - стоит ли? Есть еще одна
заповедь. Вот что, други мои, зарубите себе на носу - мамка тоже человек.
- Ты, учитель, умирай, умирай, да не заговаривайся, - возмутился Петр.
Андрей вдруг опечалился.
- Это точно, - со вздохом сказал он. - Я иной раз сам чувствую, что с
мамками что-то не так. Не по приказу мы иной раз с ними поступаем. Только их
выпустят, мы уже мчимся... Нет, это верно, это глубоко. Я подумаю над этим.
- И то слава Богу, - сказал я. - Хотя бы один из вас решил задуматься.
- Ты не прав, - возразил Савл. - Размышлять мы все горазды. Если по
приказу, все такими умниками становятся. А вот если без оного, то хуже.
Ладно... Значит, учитель, отходишь?
- Что, уже? - испугался я.
- Лицо вроде совсем побелело. Полчаса еще, может, помаешься. Значит,
говоришь, можно жить?
- Живите, - подтвердил я.
- А если потом станет мучительно больно за бесцельно прожитые годы?
Вдруг в душе родится вопрос - зачем время терял?
- Ты его не теряй. Ты его береги, трать на нужное. Так что, понесете
меня на гору?
- Понести-то понесем, отчего не понести. Нам эта зараза не страшна, мы
уже все ею переболели и выжили. Можем даже в уста тебя на прощание
поцеловать.
- Этого не надо, - испугался я.
Был я местный, плоть от плоти, кровь от крови поселянин, и все равно
видеть их синюшные, с лиловым налетом, толстые губы не мог. У самого такие
же, а вот пересилить себя не в состоянии. У них, у местных, называвших себя
"cсыльными" или "безразрядными", поцелуй - это самое плевое дело. Они и
здороваются посредством чмоканья. Я их сначала так и звал - чмо. Потом стал
называть поласковее - губошлепами. Сам подлинный, до кончиков пальцев
губошлеп, а нос воротил. После этого невольно задумаешься, что же, в конце
концов, определяет: бытие сознание или наоборот. Сознание землянина, плоть
местная, и все равно чмокаться не желаю. Противно...
Был я, как объяснял попечитель, когда-то человеком и не просто каким-то
занюханным субчиком, а из породы оборотней. Одним словом, человек-волк -
это, знаете ли, убеждал меня мой дружок-койс, звучит гордо. Весело жил,
охранял земную природу - леса, поля, реки; оберегал общий человечий настрой,
историческую ауру; боролся с нетварями, выползающими из Гашарвы. Считался
потомком божества, сумел одолеть в себе границу между сном и реальностью.