"Фазиль Искандер. Мученики сцены " - читать интересную книгу автора

Жора Куркулия быстро оделся, подхватил мою негнущуюся веревку, крепко
тряхнул ею, как бы пригрозил сделать ее в ближайшее время вполне гнущейся, и
предстал перед Евгением Дмитриевичем этаким ловким, подтянутым мужичком.
- Молодец! - сказал Евгений Дмитриевич.
"Молодец?! - думал я с язвительным изумлением. - Как же будет он
выступать, когда он лошадь называет лёшадью, а балалайку - баляляйкой?"
Началась репетиция, и оказалось, что Жора Куркулия прекрасно знает
текст, а уж играет явно лучше меня. Правда, произношение у него не
улучшилось, но Евгений Дмитриевич так был доволен его игрой, что стал
находить достоинства и в его произношении, над которым сам же раньше
смеялся.
- Даже лучше, - сказал он, - Куркулия будет местным, кавказским Балдой.
А когда Жора стал крутить мою негнущуюся веревку с какой-то похабной
деловитостью и верой, что сейчас он этой веревкой раскрутит мозги всем
чертям, при этом не переставая прислушиваться своими большими выпуклыми
глазами к тому, что происходит якобы на дне, стало ясно - мне с ним не
тягаться.
Я смотрел на него, удивляясь, что в самом деле у него все получается
гораздо лучше, чем у меня. Это меня не только не примиряло с ним, но,
наоборот, еще больше раздражало и растравляло. "Если бы, - думал я,
выглядывая из отверстия для лошадиных глаз, - я мог поверить, что все это
правда, я бы играл не хуже".
Не прошло и получаса со времени моего появления на репетиции, а
Куркулия уже верхом на мне и своем бывшем напарнике галопировал по комнате.
В довершение всего напарник этот, раньше игравший роль передних ног, теперь
запросился на свое старое место, потому что очень быстро выяснилось, что я
галопирую и ржу не только хуже Куркулия, но и этого мальчика. После всего,
что случилось, я никак не мог бодро галопировать и весело ржать.
- Ржи веселее, раскатистей, - говорил Евгений Дмитриевич и, приложив
руку ко рту, ржал сам как-то чересчур благостно, чересчур доброжелательно,
словно подсказывал Балде, какое задание дать бесенку.
- Он ржит, как голёдная лёшадь, - пояснил Жора, выслушав слова Евгения
Дмитриевича.
Тот кивнул головой. Как быстро, думал я с удивлением, Куркулия привык к
своему новому положению, как быстро все забыли, что я полчаса тому назад был
Балдой, а не ржущей частью лошади.
Так или иначе, мне пришлось переместиться на место задних ног лошади.
Оказалось, что сзади гораздо труднее: мало того, что там было совсем темно,
так, оказывается, еще и Балда основной тяжестью давил на задние ноги.
Видимо, обрадовавшись освобождению от этой тяжести, мальчик, вернувшийся на
свое прежнее место, весело заржал, и Евгений Дмитриевич был очень доволен
этим ржанием.
Так, начав с главной роли Балды, я перешел на самую последнюю - роль
задних ног лошади, и мне оставалось только кряхтеть под Жорой и время от
времени подергивать за ручку, чтобы у лошади вздымался хвост.
Но самое ужасное заключалось в том, что я как-то проговорился тетушке о
нашем драмкружке и о том, что я во время олимпиады буду играть в городском
театре роль Балды.
- Почему ты должен играть Балду? - сначала обиделась она, но потом,
когда я ей разъяснил, что это главная роль в сказке Пушкина, тщеславие ее