"Фазиль Искандер. Гнилая интеллигенция и аферизмы" - читать интересную книгу автора

гениально нашлась. Она не хотела терять единственного человека, который в
глубине души жалеет ее.
Сейчас я думаю, что это была неосознанная жалость к одиночеству тирана.
Это тем более удивительно, что к настоящему кремлевскому тирану я тогда
испытывал горячую юношескую ненависть.
Нас в классе было трое друзей с обостренным интересом к литературе и
политике. Может быть, сейчас это кому-то покажется неправдоподобным, но мы,
не наученные никем, тогда уже знали все, что случилось с нашей страной. Не
исключено, что дело в том, что у двоих из нас были репрессированы отцы, а
третий был вывезен с Кубани, когда там голод, вызванный коллективизацией,
косил людей.
Гуляя по городу или даже на переменах мы достаточно осторожно,
сторонясь других, говорили о литературе и политике. Особенно мы опасались
старосты. Он был большой любитель истории и подозревался в стукачестве, за
что мы ему дали подпольную кличку Науходоносор.
Жора был хорошим спортсменом и хулиганистым мальчиком. Бывало, встречая
нас в городе и правильно догадываясь, что мы говорим не о том, о чем принято
говорить, он неизменно повторял одно и то же:
- Гнилая интеллигенция.
Иногда мы его встречали у пивного ларька. Он всегда зубами открывал
бутылку. Если мы при этом были достаточно далеко, он, насмешливым кивком
послав нам воздушное презрение, запрокидывал бутылку.
- Гнилая интеллигенция!
Обычно он это говорил с добродушным презрением. Мне казалось, что он
знает, о чем мы говорим, знает, что ничего изменить нельзя, и поэтому
презирает нашу пристрастность к политическим разговорам. И это было обидно.
Мы тоже знали, что ничего изменить нельзя, но не говорить обо всем этом не
могли. Слова его раздражали все больше и больше.
Однажды в классе на большой перемене мы втроем стояли у окна и тихо
переговаривались. Вдруг Жора подошел к нам и со своей обычной презрительной
улыбкой сказал:
- О чем шушукается гнилая интеллигенция?
И тут я не выдержал и ринулся на него. Он был намного сильней меня, но
и я тогда занимался спортом. Видимо, от подхлестывавшей меня ярости я эту
драку явно для всех выиграл. Прозвенел звонок, нас кое-как растащили, и мы
уселись за свои парты. Успокоившись, я подумал не без тревоги: а что я буду
делать на следующей перемене, он ведь намного сильней меня?
Но на следующей перемене он не подошел ко мне. Более того, он больше
никогда не подходил к нам и не называл нас гнилой интеллигенцией. Хотя
никаких слов не говорилось, но я почувствовал, что он зауважал меня. И это
было приятно. Я замечал его неуклюжие, мелкие уступки, когда наши интересы
сталкивались, и это было особенно трогательно.
После окончания школы я поехал учиться в Москву и потерял его из виду.
Стороной я слышал, что Жора связался с блатным миром, отсидел в тюрьме, был
выпущен, но, приезжая на лето в Абхазию, я его никогда не встречал.
Лет через десять в Мухусе мы с друзьями сидели в летнем ресторане. Но
это были не школьные мои друзья, их, увы, раскидало по всей стране. Вдруг
официантка приносит нам три бутылки вина, угощение с какого-то стола, как
это принято на Кавказе.
Я огляделся и за одним далеким столиком увидел Жору, одетого в