"Фазиль Искандер. В парижском магазине" - читать интересную книгу автора

Германии целых два года в качестве гастарбайтера и работающего скорее всего
путевым обходчиком. Но почему путевым обходчиком? Не знаю. Вероятно,
меланхолия. Судьба Анны Карениной не дает ему покоя.
Кстати, однажды у меня был разговор с немцем, прекрасно знающим русский
язык. Путаница получилась невероятная. Мы говорили об одном немецком
спортсмене, очень знаменитом в прошлом.
Он сказал про него:
- Фатерлиния у него высокая. Но муттерлиния у него простая.
Я тут же ухватился за фатерлинию, оставив муттерлинию без внимания.
- А нос какой у него? - спросил я, вроде бы простодушно.
- При чем тут нос? - удивился немец. - Нос обычный, арийский.
- А мачты? - спросил я, продолжая уточнять тему.
- В мачтах он давно не участвует, - несколько раздраженно ответил
немец, - он теперь работает тренером.
- А камбуз? - не унимался я.
- При чем тут кампус?! - гневно удивился немец. - Когда он ездит с
командой, он останавливается в лучших отелях.
- А корма? - спросил я, наконец, больше не находя созвучных слов.
- С кормами все хорошо, - успокоил он меня, - у него отличные
заработки. К тому же фатерлиния у него высокая, богатая. Я же говорил.
Однако вернемся в магазин, черт бы его забрал. Я некоторое время стоял
недалеко от дверей и вдруг почувствовал чей-то пристальный взгляд. Я
полуобернулся и увидел, что напротив меня стоит какой-то старый француз,
высокий, седой, в дешевом, но аккуратно сидящем на нем светлом костюме. Он с
сумрачной подозрительностью поглядывал на меня. Иногда он проверял сумки
входящих в магазин женщин с арабской внешностью. Только их.
Вспомнив свою некоторым образом восточную внешность, я подумал, не
принимает ли он меня за арабского террориста, ждущего здесь своего часа.
Поймав его взгляд, я постарался придать своему лицу выражение
легкомысленного благодушия и даже хлопнул себя по карманам в знак их
абсолютной незагруженности, в том числе и динамитом. Он отвел глаза, но
выражение их все еще оставалось сумрачным и даже, как я теперь заметил,
обиженным. Мне показалось - лично на меня. Но за что?
Теперь я обратил внимание, что он нередко проверяет сумки и выходящих
из магазина покупательниц. И опять же преимущественно арабского вида женщин,
хотя и с француженками не слишком церемонится. Я решил, что у него сложная,
двойная должность - перехватывать бомбы у входящих арабок и предотвращать
кражу как со стороны тех же арабок, так и более широкого круга народов, не
исключая француженок. Однако, занимаясь проверкой женщин, он не забывал и
обо мне, то и дело бросал на меня подозрительные и как бы грустнеющие
взгляды. Взгляды его как бы вопрошали о чем-то. Но о чем?
Вдруг ко мне подошла выходящая из магазина покупательница и, раскрыв
сумку, показала содержимое. В пальцах она, если не ошибаюсь, сжимала что-то
вроде чека. Она приняла меня за контролера! Так как я ни слова не понимал
по-французски, я движением руки направил ее к выходу: "Верю! Идите!"
Она прошла. Я взглянул на настоящего контролера и поймал его взгляд,
полный горестного упрека. Только теперь я понял, в чем дело! Мы стояли по
обе стороны от выхода из магазина, и он, как и эта женщина, только гораздо
раньше, принял меня за второго контролера, вероятно, присланного директором
магазина с тем, чтобы впоследствии сменить его или просто проверить его