"Фазиль Искандер. Харлампо и Деспина (рассказ)" - читать интересную книгу автора

мужчиной, не должна подыматься на такую высоту, куда чужой мужчина может
снизу взглянуть.
Деспина что-то ответила ей, показывая рукой на ветку, на которой стоял
Чунка, и обращая внимание тетушки на то, что с этой, ветки кривая взгляда
чужого мужчины никак не может нанести ущерба ее скромности.
Деспина! сокрушенно крикнула ей в ответ тетушка Хрисула, пораженная ее
наивностью, и, как бы предлагая ей учиться смотреть немножко вперед, жестами
показала, с какой легкостью при желании Чунка может перескочить со своей
ветки на ее ветку.
Господи! взмолился Чунка. Да замолкнет она когда-нибудь или нет?!
Слушай, выдерни из земли хорошую фасолевую подпорку, потихоньку подойди
сзади и хрястни ее как следует по башке! Сдохнуть она, конечно, не сдохнет,
но, может, замолкнет на полчаса, а я, глядишь, кое-чего и в корзину накидаю.
Только такой болван, как я, мог полезть на инжир с корзиной, когда эта
объедала стоит под деревом и ни на минуту не замолкает.
Между прочим, отвечая тетушке Хрисуле, бросая ей инжиры и поедая их
сама, Деспина, полыхая своими синими глазками, успевала и с Чункой
позубоскалить. Переговаривались они по-русски, и тетушка Хрисула несколько
раз делала замечание Деспине за то, что она говорит на непонятном ей русском
языке, а не на общепонятном турецком. Тетушка Хрисула не могла взять в толк,
что разноязыкой нашей деревенской молодежи к этому времени проще всего было
говорить по-русски.
Иди домой водка, водка! крикнул ей Чунка по-русски.
Но не тут-то было! Тетушка Хрисула в ответ ему возмущенно залопотала
по-гречески, забыв, что Чунка по-гречески не понимает. Из ее лопотания, в
котором несколько раз прозвучало: "Водка! Водка!" можно было понять, что
если она, как и многие аристократические старушки, и любит выпить две-три
рюмки, то это не значит, что она бросит на произвол судьбы здесь, на дереве,
свою любимую племянницу.
Цирк! крикнул Чунка. Она меня уже в греки записала!
Чунка с корзиной перелез на другую ветку, и я внизу переместился так,
чтобы ему удобней было бросать мне инжиры. Тетушка Хрисула растерянно
посмотрела на меня, чувствуя, что теперь Чунке трудновато будет добрасывать
до нее инжиры, и в то же время, не желая показывать свою зависимость от
него, сделала пару шагов в мою сторону, что надо было понимать как
случайное, нецеленаправленное перемещение.
Сейчас прямо за мной грозно взмывал сочный куст крапивы. Бросая мне
инжир, Чунка приметил его и крикнул мне по-абхазски:
Ты что, решил ее крапивой отстегать?! От крапивы она только развопится
на весь Чегем. Я же тебе сказал: хрястни ее по башке хорошей фасолевой
подпоркой! Ты же просился на медвежью охоту. Это и будет тебе проверкой!
Хотя, может, ты и прав. Может, как раз наоборот. Может, сначала надо
проверить тебя на медведице, а потом пускать на эту неимоверную старуху.
Вдруг Чунка дотянулся до огромного, спелого инжира с красной разинутой
пастью, осторожно сорвал его, окликнул Деспину и, поцеловав инжир,
перебросил его ей. Деспина ловко поймала его, ослепительно улыбнулась Чунке
и, для устойчивости слегка откинувшись спиной на ствол дерева, стала двумя
пальчиками очищать инжир от кожуры.
Тетушка Хрисула, видевшая все это, от возмущения онемела. В тишине
некоторое время было слышно, как шкурки шлеп! шлеп! шлеп! падают на широкие