"Фазиль Искандер. Харлампо и Деспина (рассказ)" - читать интересную книгу автора

сняв сандалии, попыталась первая влезть, но тетушка Хрисула остановила ее и,
пропуская вперед Чунку, быстро залопотала что-то. Вероятно, она ей
объясняла, что аристократическая девушка, влезая на дерево с чужим мужчиной,
всегда пропускает его вперед.
Чунка и Деспина влезли на дерево и, стоя на разных ветках, начали рвать
инжир, то сами поедая, то нам подбрасывая. Чунка еще и в корзину успевал
собирать.
Мне инжиры бросал только Чунка, а тетушке Хрисуле в основном бросала
Деспина, но и Чунка нередко подбрасывал, потому что тетушка Хрисула прямо
с ума сходила по черному инжиру. Забыв о своем происхождении (а может,
и не забыв), она поедала инжиры с необыкновенным проворством, не
потрудившись снять с плода кожуру.
Инжиры то и дело шлепались ей на ладони, и было удивительно, учитывая
ее преклонный возраст, как она ловко их ловила, ни разу не промахнувшись.
Иногда переспелый инжир шмякался на ее ладони, но она этим нисколько не
смущалась, а прямо-таки слизывала в рот сладостное месиво.
Одно чудо в своей жизни я совершу, сказал Чунка по-абхазски,
дотягиваясь до ветки и, шурша листьями, осторожно сгибая ее, когда тетушка
Хрисула умрет, я спущусь в Анастасовку с ведром черного инжира. Я подойду к
гробу и поднесу ей ко рту инжир. И тут, к ужасу окружающих греков, она
разомкнет свою пасть и съест этот инжир. Потом она привстанет и, не сходя с
гроба, опорожнит все ведро, если, конечно, греки, опомнившись, не пристрелят
меня самого за то, что я оживил эту прорву.
Пока Чунка это говорил и, сгибая ветку, тянулся к инжиру, тетушка
Хрисула, разумеется, ничего не понимая, не сводила с него преданных глаз,
очень заинтересованная судьбой именно этого инжира.
Иногда Чунка нарочно подряд бросал ей несколько инжиров, то ли для
того, чтобы посмотреть, как она их будет подбирать с земли и есть, то ли для
того, чтобы она замолкла, хотя бы на время поедания этих инжиров.
Сам остроязыкий балагур, он, может быть, подревновывал не замолкавшую
тетушку Хрисулу, да к тому же она мешала ему настроить Деспину на свой лад.
Но когда он ей бросал почти сразу несколько инжиров, тетушка Хрисула,
мгновенно перестраиваясь, подставляла под летящие инжиры свой
многострадальный аристократический подол, куда они и шлепались.
Одного не пойму, говорил Чунка в таких случаях по-абхазски, какого
черта я взял с собой корзину, раз эта старуха увязалась за нами?..
Когда инжир падал в мои ладони, тетушка Хрисула тоскливым взглядом
окидывала мой инжир, и, если он ей казался особенно крупным и спелым, а он
ей таким казался почти всегда, она явно жаловалась Деспине, что ее обделяют.
Поедая инжиры, тетушка Хрисула беспрерывно тараторила.
Деспина! кричала она и, воздев руку, показывала девушке на спелый
инжир, который Деспина никак не могла заметить, хотя он был совсем близко от
нее. Наконец, отворачивая лопоухие кожистые листья, Деспина добиралась до
желанного инжира, срывала, стараясь не раздавить, и кидала тетушке Хрисуле.
Деспина! Деспина! вскрикивала она, когда девушка ступала на слишком
тонкую ветку.
Дес-пи-на! строго окликнула она ее. Когда ветка, на которой стояла
девушка, оказалась выше, чем ветка, на которой стоял Чунка. При этом она
что-то залопотала, для наглядности оглаживая собственное платье и явно
напоминая ей, что "аристократико корице", оказавшись на одном дереве с чужим