"Фазиль Искандер. Харлампо и Деспина (рассказ)" - читать интересную книгу автора

смысл его, вероятно, был в том, что ему незачем бегать от своей невесты, тем
более когда она встречается ему на дороге с кувшином на плече. При этом он
выдвинул собственное плечо, как бы согбенное под тяжестью кувшина, словно
настаивая на полной нелепости предположения, что девушка под такой тяжестью
может заниматься любовными шашнями.
Отвечая тетушке Хрисуле на ее выпады, Харлампо в то же время сумрачно
искал глазами глаза чегемских парней, которые прямоте веранды, вопросительно
глядя на него и помахивая рукой, безмолвно спрашивали: "Ну, теперь-то
наконец тебе что-нибудь удалось?!"
И, продолжая отбиваться от нападок тетушки Хрисулы, Харлампо сумрачно
смотрел на них и твердым движением головы показывал, что ничего такого не
было и не могло быть.
Одним словом, тетушка Хрисула неустанно следила за Деспиной, все время
находя самые неожиданные поводы вводить ее в рамки аристократического
поведения. Стоило, скажем, Деспине погладить большую кавказскую овчарку,
забежавшую на веранду, как тетушка Хрисула, по-видимому, находя в облике
собаки слишком явно выраженное мужское начало, останавливала ее.
Деспина, говорила она и что-то поясняла. Судя по тому, что она при этом
показывала на кошку, мирно дремавшую на балюстраде веранды, можно было
догадаться, что "аристократико корице", даже если она обручена с пастухом
Харлампо, не должна забавляться с пастушеской овчаркой, но, однако, смело
может погладить кошку или даже взять ее на руки.
Молодые чегемцы, которые захаживали в Большой Дом, с удовольствием
поглядывали на Деспину, а мой двоюродный брат Чунка, остроязыкий балагур,
высокий, тонкий и гибкий, как ореховый прут, даже слегка приударял за ней,
насколько это было возможно под неусыпным оком тетушки Хрисулы.
Чунка был внуком брата дедушки Хабуга. Вместе с сестрой Лилишей он жил
в нашем дворе в своем доме, хотя большую часть своей жизни проводил с нами в
Большом Доме. Отец и мать у него давно умерли. По чегемским обычаям сироту
балуют, и среди моих молодых дядей и многоюродных братьев он был самым
избалованным.
Харлампо, замечая это внимание к Деспине, не только не ревновал ее, а
как бы сумрачно поощрял ухаживания, впрочем, достаточно невинные. Очевидно,
ему казалось, что так и должно быть, не может быть, чтобы молодые чегемцы,
раз уж им повезло побывать в обществе аристократической девушки, не
попытались за ней ухаживать.
Как-то Чунка принес большую деревянную миску, полную слив, и поставил
ее у ног Деспины, сидевшей на веранде вместе с другими женщинами. Девушка
благодарно улыбнулась Чунке, потянувшись, достала большую лиловую сливу и
только хотела надкусить ее, как тетушка Хрисула выхватила у нее плод.
Деспина! воскликнула она и, быстро протирая сливу о подол своего
платья, стала ей что-то объяснять.
По-видимому, речь шла о том, что девушка ее круга, прежде чем надкусить
сливу, обязательно должна стереть с нее пыльцу, даже если ничего другого нет
под рукой, кроме тетушкиного подола. Протирая каждую сливу о подол своего
платья, она подавала их Деспине, при этом, конечно, и о себе не забывала.
Но больше всего тетушка Хрисула любила полакомиться инжиром. Два
больших инжировых дерева росли на огороде. Одно дерево было инжиром белого
сорта, другое черного. Тетушка Хрисула особенно любила черный инжир.
Однажды Деспина и Чунка влезли на дерево с черным инжиром. Деспина,