"Фазиль Искандер. Звезды и люди (Рассказы 1999)" - читать интересную книгу автора

потерял всякий нюх, хоть уложи его рядом с перепелкой. Но какова память у
нашего Сократа! Столько лет назад Алкивиад, хлюпая носом, возлег на свое
место, и ты это заметил и не забыл.
СОКРАТ. Сдается мне, что бедный Алкивиад получил по нюхалке за свое
нескромное любопытство. Не от тебя ли?
ФЕОДОСИЙ. Если б от меня! Но я поклялся, Сократ, молчать об этом. Моя
дочь давно замужем. У нее прекрасная семья и прекрасные дети.
СОКРАТ. А кто это с тобой, Феодосии? И как вас ко мне пропустили?
ФЕОДОСИЙ. Драхма - великий греческий пропуск, Сократ. Стражник, как
водится, поверил ему. А этот молодой человек приплыл из далекой Апсилии. Мы
с ним уже несколько лет торгуем. Он привозит из Апсилии самшит и золото и
увозит маслины. Он ученик апсильского мудреца Джамхуха. Сократ, он готов
взять тебя в Апсилию с собой, корабль сегодня ночью отчаливает из гавани.
СОКРАТ. Это пустой разговор, Феодосии. С этим ко мне уже приходили. С
моей стороны было бы трусливо удирать от смерти, как будто я точно знаю, что
там хуже, чем здесь. Это недостойно философа. Как зовут молодого человека и
знает ли он греческий?
НАВЕЙ. Великий Сократ, зовут меня Навей. Рядом с нами в Апсилии живет
столько греков, что я даже не помню, когда научился говорить по-гречески.
СОКРАТ. Широковато раскинулись греки, как бы им потом слишком сузиться
не пришлось.
НАВЕЙ. Мне кажется, я сплю. Неужели я с самим Сократом беседую и
неужели афиняне не отменят свой чудовищный приговор?
СОКРАТ. Это их забота. Когда народ подымает руку на своего философа,
это значит, народу предстоит гибель. Необязательно телесная, но обязательно
духовная. Он будет столетиями влачить жалкое существование не потому, что
меня казнят. Наоборот, афиняне меня приговорили к смерти, потому что уже
заражены чумой распада. Они не хотят слышать справедливые речи.
ФЕОДОСИЙ. Сократ, еще раз умоляю. Кое-кому из правителей я драхмами
прикрою глаза, а другие сами сквозь пальцы посмотрят на твой побег. Я это
точно знаю.
СОКРАТ. Нет, друзья. Я им не дам себя опозорить. Они скажут потом: "Вот
видите, Сократ бежал от нашего приговора. Разве праведник бежит?" И не будем
больше об этом.
НАВЕЙ. Сократ, я вот что у тебя хотел спросить. Я в свободное от
мореплаванья и торговли время занимаюсь иногда философией, иногда
гимнастикой. И вот я замечаю, когда усиленно занимаюсь гимнастикой, мне
хочется задраться с кем-нибудь. А когда не занимаюсь гимнастикой, мне не
хочется ни с кем задираться. Я чувствую, что тут есть какая-то связь. Но в
чем?
СОКРАТ. Ты и сам не знаешь, на след какой интересной проблемы ты вышел.
Человек есть существо и телесное и духовное одновременно. Когда у тебя
укрепляются мышцы, тебе хочется с кем-нибудь задраться. И ты задираешься?
НАВЕЙ. Нет, Сократ. Я сдерживаю себя. Но мне очень хочется.
СОКРАТ. Вот в том-то и дело. Значит, твой дух все-таки управляет твоей
телесностью. Телесность - это огонь, на котором варится похлебка нашей
жизни. Наш дух, как хорошая хозяйка, следит за этой похлебкой: вовремя
перемешивает ее, то убавляет огонь, то прибавляет. Словом, наш дух делает
нашу жизнь съедобной для нашей совести.
Так происходит, когда телесность и дух в правильных отношениях, когда