"Фазиль Искандер. Звезды и люди (Рассказы 1999)" - читать интересную книгу автора

тому же таксист оказался чудовищно словоохотливым. Он стал рассказывать ему,
что держит дома породистых собак, что этим он зарабатывает на жизнь. А
такси - это только так, на прокорм собакам. Случка - главная статья дохода.
И это длилось минут двадцать, а ему становилось все хуже и хуже, и он
не мог прервать таксиста. И вдруг таксист сам себя прервал, и ему стало
совсем плохо.
- Надо доехать до заправки, бензин кончается, - сказал таксист.
- Пожалуйста, прямо домой, - попросил Николай Сергеевич, - я очень
плохо себя чувствую.
Шофер быстро посмотрел на него и, что-то поняв, молча поехал дальше.
Николай Сергеевич с невероятным трудом выговорил эти слова. Язык почти не
ворочался во рту, и сейчас он почувствовал, что его левая нога и левая рука
как-то отяжелели и почти не подчиняются ему. Инфаркт - мелькнуло в голове.
Но он туг же отбросил эту мысль. Он знал, что при инфаркте бывает боль.
Никакой боли он не чувствовал и поэтому решил, что это инсульт.
Ему становилось все хуже и хуже. И он подумал: приближается смерть. Да,
смерть. Это было так странно и неожиданно. Гораздо неожиданней, чем
приближение смерти, показалось ему почти полное отсутствие страха перед ней.
Возможно, дело было в том, что смерть освобождала от общения с утомительными
хамами. Но прямо об этом он не думал. Было ощущение неловкости и даже
некоторой нечистоплотности, если это случится здесь в дороге и с его трупом
придется возиться ни в чем не повинному шоферу такси.
Он вдруг вспомнил, что у него недостаточно денег, чтобы расплатиться с
шофером. Это показалось ему ужасным. Он, конечно, знал, что дома есть
деньги, но он боялся, что, если это случится в дороге, таксисту никто не
оплатит его проезд. Ему вдруг пришло в голову предложить таксисту часы. Но
как? Снять с трупа или заранее ему отдать? Говорить об этом было неловко
даже в том смысле, что язык у него все чувствительней онемевал во рту. Левая
рука и левая нога становились все тяжелей и тяжелей и все меньше ему
подчинялись.
Минут через десять он вдруг понял, что они уже близко от дома, и его
оставила мысль о смерти в дороге. Он подумал, что это, скорее всего,
произойдет дома и надо во что бы то ни стало не забыть сказать жене, когда
она откроет дверь, чтобы она расплатилась с таксистом.
Шофер все чаще и все тревожней поглядывал на него. Николай Сергеевич
чувствовал, что кожа на его лице как-то стянулась и лицо, вероятно, застыло
в малоприятной гримасе. Он подумал, что, если шофер проводит его такого или
еще худшего до двери, может быть, он сам постесняется попросить у жены
деньги. А жена, увидев, в каком он состоянии, конечно, не догадается сама о
том, что надо расплатиться с таксистом. Не забыть напомнить. Странно,
подумал он с некоторой дозой потустороннего юмора: перед смертью надо
расплатиться с таксистом.
Он еще больше сосредоточился на этой мысли, и тревога по поводу
предстоящей смерти, и без того небольшая, совсем отодвинулась.
Потом он опять вспомнил о ней. И опять удивился почти полному
отсутствию страха. Он подумал о всей своей жизни. Он подумал, что жизнь была
неловкой. Он подумал, что неловкая жизнь и должна была кончиться вот такой
неловкой смертью.
Но что было первичным? Неостановимая тяга к гармонии науки отнимала
жизненные силы и делала его жизнь неловкой или страсть к науке была