"Алан Ислер. Принц Вест-Эндский " - читать интересную книгу автора

- Нет, просто зашел повидать вас. Ах, вы, наверно, заняты в связи с
новыми назначениями - анкеты и прочее. Не буду отвлекать вас от работы
своей назойливостью.
- А, вы о новом физиотерапевте? - Сельма похлопала по папке. --
Оформлено.
- Насколько я понял, она из Европы. Сельма хмыкнула.
- Если Кливленд - Европа.
- Но она обучалась в Европе. В Лозанне? В Вене?
- Два года в общественном колледже Шейкер-Хайтс, с 1973-го по 1975-й,
-- начала Сельма, загибая пальцы. - Два года болталась по Европе, с 1975-го
по 1977-й, один год в Спенсеровской школе лечебной физкультуры, Уиган,
Англия, 1976-й--1977-й, закончила с отличием, ДФТ.
Я вопросительно поднял бровь.
- Дипломированный физиотерапевт.
- И теперь осчастливила наш скромный коллектив. Сельма шмыгнула носом.
- Если хотите мое мнение - это скандал. Но вы же знаете доктора
Вайскопфа. Один взгляд на такую фигурку - и он превращается в дурака.
Других документов здесь не требуется.
Доктор Вайскопф - директор "Эммы Лазарус" и правит здесь железной
рукой. Один кивок, и мы вне игры, изъяты из списка самоходящих, посажены на
диету из фруктового сока и овсянки. С ним шутки плохи. Поэтому я еще не
доложил о своей бессоннице и о своем запоре. За глаза мы зовем его
Kommandant - Комендантом; Гамбургер, рифмуя на тевтонский лад, зовет нашего
достопочтенного директора доктором Шайскопфом. Для Гамбургера это
переименование - Белой головы Вайскопф в Говенную Шайс - есть нечто
самоочевидное.
Так что разговор принимал опасное направление. Не желая произносить
слова, которые могут быть использованы против меня, я ответил на
откровенность Сельмы сочувственной улыбкой:
- Пожалуй, я все же пойду, моя дорогая. Подышу перед обедом. Сельма
снова потянулась к списку самоходящих.
Манди Датнер, Магда Дамрош: сходство очевидно даже для тугодума. Но что
оно означает? Нет, я не сенилен, не безумен. Я не хуже вас знаю, что дитя из
Кливленда не может быть Магдой Дамрош, которая разбила мне сердце в Цюрихе
много лет назад. Та Магда взвилась дымом над Освенцимом в 43 году. Этим
ужасным известием я обязан Эгону Зелингеру, который прислал письмо из
Тель-Авива, неведомо как разыскав меня в 1952 году. Он разыскивал уцелевших.
Не считая себя уцелевшим, а кроме того, имея особые причины не
переписываться с ним, я не ответил.
Но в некотором смысле эта Манди Датнер есть та Магда Дамрош. Появление
ее здесь не может быть случайностью. Однако о цели его она знает, я думаю,
не больше, чем я. Тем не менее я ни на секунду не усомнюсь, что наша встреча
здесь предопределена какой-то Целью. Рихард Хюльзенбек, из первого набора
нигилистов-дадаистов, некогда высмеивал меня как типичного немецкого поэта,
"дурачка, который думает, что все должно быть так, как есть". (Несколькими
годами позже он ознакомил с этой идеей читателей. Меня он, разумеется, не
упоминал. Для них я давно стал персоной несуществующей.) Не обязательно
верить в Порядок, в Судьбу или в Бога наших отцов, чтобы верить в
существование Цели. На императорском балу, когда помощник шепнул Меттерниху,
что умер российский царь, князь якобы обронил: "Интересно, для какой цели