"Алан Ислер. Принц Вест-Эндский " - читать интересную книгу автора

ему это понадобилось?" Может быть, Синсхаймер в Минеоле уже знает это.
Ну, наш маленький сбор мы провели. Враждующие фракции, видимо,
встретились заранее и устранили разногласия. Нас, остальных, поставили перед
свершившимся фактом. Председательствовал Наум Липшиц. У него маленькая
головка, узкая и подвижная, как у ящерицы. "Мы спросили себя, - сказал он,
-- чего бы хотел Адольф?" Синсхаймер, как выяснилось, хотел бы, чтобы его
место занял не кто иной, как Липшиц. Но подождите, это еще не все: Липшиц
посмотрел на меня и облизнулся. В роли призрака Синсхаймеру хотелось бы
видеть Фредди Блума. Таким образом, оставалась роль, первоначально
отведенная Липшицу, - могильщика. По-видимому, Синсхаймер хотел бы видеть в
ней меня.
Бенно Гамбургер, настоящий друг, с воодушевлением встал на мою защиту.
- Что за чепуха? Мы что, в России? Указ Верховного Совета? Чтобы
играть призрака бывшего датского короля, нужен талант и врожденная
величавость. На эти качества Корнер может претендовать вполне обоснованно.
Пусть Фредди Блум изображает провинциального приживала, коим он, несомненно,
является.
Лысина Липшица заблестела. Он часто заморгал, повернулся к мадам
Грабшайдт, ища поддержки. Каковую и получил.
- Ну это уже наглость, Бенно Гамбургер, наглость. Я защищаю не Блума,
видит бог. Я не скрываю своего мнения о нем. (Тут Блум вздрогнул.) Но
немного уважения к Адольфу - да будет земля ему пухом - не помешало бы. И
не помешало бы подумать о Науме. Он заменил бедняжку Адольфа не только в
роли принца, но и в роли режиссера. Так что, прежде чем говорить, вы бы
немного подумали.
Гамбургер взглянул на Лотти с отвращением. До ответа он не снизошел.
Липшиц облизнулся.
- Лотти, позвольте мне с ним объясниться. Возражение есть возражение.
Пусть я режиссер, но я не какой-нибудь Сталин. - И он пустился в
объяснения, петлявшие, как раненая змея в непроходимом кустарнике.
- Довольно, - Гамбургер поднял руку. - Доктор Коминс на дежурстве. Я
констатирую острую словесную диарею. Подите, может, он вам что-нибудь
пропишет. - Он встал и направился к двери, задержавшись, только чтобы
показать пухлым пальцем на Липшица (По-английски lip - губа, shit --
дерьмо). - Фамилия вам досталась недаром! - Дверь за ним захлопнулась.
Я, придерживаясь своей политики неучастия в сварах, разумеется, ничего
не сказал. Кроме того, смутная мысль мелькнула у меня в голове. Точно
тусклый свет в клубящемся тумане. Правда, она исчезла, не успев оформиться.
Но оставила после себя ощущение, что в смене моих ролей также есть некая
Цель. Все понемногу сходится. Что "все"? Это мы увидим. Мне предстояло быть
могильщиком.
В отрочестве - в предпубертатном возрасте, как мы без стеснения
выразились бы сегодня, - я постоянно терял какие-то части своего организма.
Гланды, аппендикс - это понятно и нормально. Но я потерял также мизинец на
ноге, левую почку, кончик пальца. Как вы понимаете, ничего существенного. И
не припомню даже боли, сопровождавшей эти "несчастья с Отто", никаких
травматических переживаний. "С возрастом это пройдет, Фрида, не надо
волноваться", - твердо сказала маме моя незамужняя тетка Маня. "Надеюсь, от
него что-нибудь останется", - простонала мама.
Об этих детских несчастьях мне напомнило сегодня утром страшное