"Дарья Истомина. Леди-босс " - читать интересную книгу автора

Будто совершенно точно знали, что его больше не будет никогда.
Но я-то об этом догадалась сейчас.
И вмиг их возненавидела.
Они имели наглость - быть живыми.
Они - все!
Не только эти умные шавки.
Элга тоже...
И Чичерюкин.
И Цой.
И даже Гаша.
Но такая же дикая, отчаянная, неизбывная вина давила на меня. Как
будто я могла предугадать, что случится, и что-то сделать для его
спасения. Но Сим-Сима не было, а я все еще продолжала быть - подняла себя
с койки, дышу, вижу и слышу, ем и пью, седлаю Аллилуйю и чую, как в жилах
пульсирует кровь, и все, что во мне обмерло и как бы пригасло в тупом
беспамятном оцепенении, встрепенулось, ожило и конечно же заставит меня и
дальше жить.
Подспудно я, конечно, понимала, что думать так - полный кретинизм, но
где-то там, в мутных глубинах моей смятенной и растерзанной в куски
душонки, то разгоралась, то пригасала эта почти неосознаваемая злость на
себя. На них. На всех живых...
Года четыре назад и я была буквально раздавлена какой-то непонятной
запредельной силой, я впервые осознала, что есть, существует какой-то
злобно-веселый и всемогущий Небесный Кукольник, к которому сходятся
ниточки - веревочки от всех людей. Этот Главный Весельчак ведет тот
бесконечный спектакль, который называется жизнью, и, ухмыляясь в бороду,
дергает за свои веревочки, заставляя живые деревяшечки-куколки делать то,
что нужно не им, а ему, Главному Кукольнику.
Ты думаешь, что он о тебе забыл, что ты сама в своей жизни все
решаешь и вольна идти туда, куда влечет тебя вовсе не жалкий жребий, и
жизнь прекрасна, и в этом мире человек человеку - брат (ну сестра!), и все
добры, и три шага - до счастья... Но он дергает за веревочку, и ты летишь
кувырком, поскуливая и ничего не понимая. И вечный вопрос "За что?!" так и
остается без ответа.
Вот он снова и дернул...
Дубняк раздался, открылся пойменный луг, переходивший в склон
громадного пологого холма. На вершине его белела часовенка из известняка,
с простым железным крестом - медный или позолоченный Туманский тут ставить
не решился: спилят, украдут.
Вдали просматривался канал Москва - Волга, за ним темнели леса,
уходившие в сторону Твери.
Нетронутый снег луговины под солнцем казался фарфоровым, и белая
часовенка на белом холме тоже казалась фарфоровой игрушкой. От тишины
звенело в ушах.
Кобылка дальше не пошла, на просторе снег был слишком глубок, и,
когда я попробовала ее стронуть, она вывернула башку и посмотрела на меня,
будто сказала: "Ты что, офигела, девка?"
Я соскочила на землю и побрела дальше пехом.
У подножия холма из-под снега торчали остатки какой-то бревенчатой
стлани, угадывались следы тракторных гусениц, и я поняла, что завозили