"Дарья Истомина. Торговка " - читать интересную книгу автора

больше не возникал.
И он опять не знал, чем заняться.
Паскудно ему было так, что с каждой пенсии он стал утаивать от нас с
Полиной не очень много, но чтобы на ежедневную четвертинку хватало. Видно,
так ему было легче. Он уходил в парк, находил скамейку без посторонних и
разворачивал закусь - кусок черняшки с селедкой. К нему пробовали клеиться
местные алкаши, но он их не терпел.
Думаю, что он искренне считал, будто я по целомудренной младости ничего
не вижу и не понимаю, полагал, что дочь не заметит его дозированных поддач,
но как-то вечером я притащила со своей ярмарки фляжку хорошей водки и
заявила твердо:
- Прекрати сосать на стороне, как подзаборник. Для этого есть кухня. И
давай, папуля, войдем в режим, пока ты еще до хронического алкаша не
допрыгался. Расслабон устраивается раз в неделю, по субботам. В
воскресенье - только пивко. Чтобы в понедельник ты у меня был по новой
бодрый огурец! Слово офицера, пап? Ну боюсь я за тебя... За себя тоже...
Вот после этого он у меня странно притих и как-то незаметно перешел в
разряд кухонного мужика. Тетка Полина съехала на свою квартиру, я пропадала
на ярмарке, а кому-то надо было домохозяйничать. Так что он обзавелся
кулинарной книгой "Тысяча советов молодым хозяйкам" мадам Молоховец и со
временем научился готовить из продуктов, которыми я затаривала холодильник,
очень пристойные блюда. По утрам все, что можно, он пылесосил, протирал и
даже запускал стиральную машину или шел с бельишком в прачечную.
Первую модель, как он сам признавался мне, сделал случайно. Смотрел в
окно над кронами Петровского парка в сторону застроенной Ходынки и вдруг
вспомнил, что именно там, на Ходынском поле, и был травяной аэродром, с
которого некогда взлетали первые, в основном французские, аэропланы вроде
"Вуазенов", "Блерио" и "Ньюпоров", собранные на московском велосипедном
заводе "Дукс" и петроградском "Волгобалте", переведенном из Риги, когда
началась Первая мировая. Но и российские птички уже появлялись, недурной
истребитель "Лебедь", летающая лодка Григоровича, еще какие-то этажерки. Это
если не считать бессмертного и несравненного "Ильи Муромца". Первые военлеты
тренировались на этих сооружениях здесь, на Ходынке. Аппараты жутко трещали
движками, густо воняли смесью касторового масла и спирта или эфира, которой
заправляли бачки, регулярно падали и бились, не без этого, но ведь летали
все-таки.
Отец съездил в Ленинку, изучил книги по истории авиации, удивленно
открыв для себя, что в них, хотя и нехотя, сквозь зубы, признается, что
царская Россия была уже тогда великой авиационной державой, передала союзной
Англии рабочие чертежи тяжелого четырехмоторного "Муромца", по которым
британцы строили свои тяжелые бомбардировщики "Вими". Оказалось, что за годы
той войны в России было построено шесть тысяч летательных аппаратов, и вся
последующая авиация возникла отнюдь не на пустом месте.
Батя провозился с той моделью "Муромца" почти месяц, покрыл плоскости и
фюзеляж лаком и вынес аэроплан во двор, на солнце, чтобы быстрее сохло.
Тут-то, по рассказам сбежавшейся на невиданное чудо детворы, модель увидел
Илюха Терлецкий. Это был сынок одного из сотрудников закрытого авиационного
КБ, живший над нами этажом выше. Антон Никанорович знавал его еще с детских
сопелек и даже учил когда-то кататься по двору на первом велосипеде. Как
только в стране запахло серьезными деньгами, Илья бросил четвертый курс МАИ