"Всеволод Иванов. 16-е наслаждение эмира (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Да,- сказал инструктор уверенно: - она едет со мной. Её убедила моя
европейская логика.
И ковёр вновь скрыл его спину. Он вскоре заснул и, проснувшись,
обрадовался бодрящему самовару и доброму хозяину, непонятно стыдившемуся
своей жены, и Ершов сказал так: "Мне радостно видеть в пустыне рост и ширь
классового смысла", и добавил также, чтоб хозяин оседлал ему текинского
коня, на котором до ближайшего посёлка поедет с инструктором европеянка. И
женщина взглянула на него весело, а хозяин побледнел, но твёрдо приказал
оседлать лошадь и приказал к седлу её коня приарканить любимую её подушку,
захваченную из гарема, всю умасленную запахами её радостей.
- Вам необходимо проститься,- сказал инструктор: - я беру твоего коня и
буду ждать женщину у въезда в кишлак.
И мужчины опять пожали друг другу руки, и конь инструктора порадовался
веселью и уверенности своего хозяина. И вот инструктор стоял у въезда в
кишлак, в одной руке у него был повод текинского коня, седло которого было
украшено запашистой подушкой, и Ершов сказал своему проводнику так: "Ты
поезжай вперёд, я хочу сам вести её по первым пяти милям её новой дороги". И
проводник ускакал вперёд. Ершов опять видел тощих собак, рывшихся в
отбросах, но теперь он любил этих собак и говорил: "Если бы их откормить,-
были бы вполне ценные псы", и тогда к нему подошла женщина под чадрой и,
взяв текинского коня под уздцы, спросила: "Доволен ли ты Шестнадцатым
Наслаждением, путник?" И он ответил: что совершенно доволен и просит
Шестнадцатое Наслаждение откинуть покрывало, и она откинула чадру, и он
протянул ей руку, чтобы помочь ей вспрыгнуть в седло, она ж возразила так:
- Разреши, путник, ответить тебе таким рассказом.

V

Вы, европейцы, в пустыне быстро потеете и, вспотев, очень дурно
пахнете. Так вот, эмир, имевший в каждой комнате гору арабских ковров и ящик
жемчуга,- потел ещё больше любого из вас. Он не любил мыться, и ногти его
постоянно были цвета свинца. До Шестнадцатого Наслаждения своего он
дотрагивался не больше одного раза в год, а я начинаю стареть, и ветер
пустыни вреден для моих щёк.
И однажды из подвалов дворца к нам ворвался Сеид-Раджаб.
Народ подарил ему жену на выбор, и руки его мгновенно завернули меня в
одеяло эмира. Пальцы его, прикрывавшие мою грудь,- вверху, украшал герб
эмира. Текинский конь вымчал нас мигом из города, и первый бархан - холм
услышал наши стоны, и коршун крутился над барханом, так как думал, что здесь
издыхает конь или, по крайней мере, раненый бык.
Сеида ждали в родном кишлаке, чтобы праздновать освобождение, а он три
дня лежал рядом со мной на песке бархана и кормил меня айраном, который
подавал мне своим ртом, пока айран не скис от жары и пока не превратился в
твёрдый сыр.
И дальше,- он не отставал от меня, как дым от печи, и счастье его стало
вянуть, и его выгнали из родного кишлака, в который приняли с великим
почётом, его выгнали в Калей-Бнгурт,- так как он был невыгоден и всё время
спал подле моих колен. И вскоре он понял, что его могут выгнать даже из
кишлака Калей-Бигурт, где самые распутные женщины Азии и самые тощие собаки
земли,- и он захотел уйти от меня, ибо ему было стыдно погибать из-за