"Всеволод Иванов. Рассудку вопреки (вариант первых глав романа 'Мы идём в Индию') " - читать интересную книгу автора

- А до Омска? У меня самого еле-еле на железнодорожный билет.
Алёша, вспомнив, по-видимому, опять Нубию, быстро говорил мне:
- Не губы у тебя, Всеволод, а розвальни! Где застрял! Смотри, Нубия и
та старается вытащить сани, а ты? В тебе столько сил, собой ты молодчага.
Ах, чёрт-чертище, нельзя же этакий фарт пропускать. А потом, я знаю, дядя
сделал тебя типографским мастером. Как же ты, благородный человек, откажешь
ему теперь в помощи? Он умирает, зовёт тебя к себе, а ты боишься ехать с
обозом! Да ведь у тебя палата смелости, не говоря уж об уме!
Слова его действовали, хотя я всё ещё бормотал про себя: "Экий дурень!
Чего он чепуху мелет?" А вслух говорил:
- Но ведь я решил остаться здесь?
- Решение - одно, а фарт - дело другое. Кому начинает фартить, тот
обязан быть всегда при фарте.
Странствования последнего лета в значительной степени уверили меня в
том, что рулём жизни правит только разум.
Алёша Жулистов был моложе меня года на три. Он никогда не покидал
Кургана. Но уверен, что если бы Алёша был в десять раз старше меня и
путешествовал в десять раз больше, он всё равно, наверное, утверждал бы,
что, да, возможно, у руля стоит разум, но всё же главным капитаном, который
ведёт корабль жизни, является случай!
Алёша восхищался всяким случаем, подвертывавшимся ему. Только называл
он его более вульгарно, чем я,- "фарт". Он радовался и хорошему случаю,
когда, скажем, выигрывал в "очко" десять рублей, и плохому, когда, скажем,
хулиганы в темноте, приняв его за другого, избивали до потери сознания. Из
этого вы поймёте, что наши воззрения на жизнь были противоположны. И однако
же мы дружили. Я нуждался в слушателях, которым непрестанно рассказывал бы о
подвигах разума. Он рисовал мне необыкновенные случаи, происходившие в
Кургане и в его окрестностях. Впрочем, я скоро убедился, что Алёша умеет не
только подчиняться случаю, но и управлять им. Вернее сказать, он отлично
придумывал нужные ему случаи.
Мне подвернулась, к счастью, сверхурочная работа: годовой отчёт
Курганской городской управы. В три-четыре недели заработаю на
железнодорожный билет себе и Нубии. День и ночь набирал я бесконечные цифры,
выставляя и выравнивая их между медными линейками. Глаза слипались.
Покачивало. В обед засыпал на полчаса. Будили. Просыпался со свинцовой
головой, сухим ртом, резью в глазах. И опять выкладывал литеры в версталку,
забивал шпации, шпоны.
Однажды на рассвете я подходил к дому Марцинкевича, когда извозчик тоже
возвращался с ночной работы. Вследствие этого, полагаю, мы настроились друг
к другу очень благожелательно.
Ах, друзья мои! Расчёт, а не благожелательность должны вести нас по
путям сватовства, брака, семейной жизни вообще. Подчинись бы мы расчёту,
мне, наверное, не пришлось бы испытать те тяжкие и сложные приключения в
казахских степях, которые я вскоре испытал. По расчётам, мне следовало бы
посвататься к Зосе и оставаться в Кургане, а Марцинкевичу не ловить журавля
в небе. Но...
Свесив с козел усатую голову, запорошенную инеем, Марцинкевич сказал
сиплым голосом:
- А вдруг, пока вы тут буковки складываете, ваш дядя умрёт и оставил
наследство другому?