"Анатолий Иванов. Печаль полей (Повести)" - читать интересную книгу автора

не ведет ли тебе Марьку за руку: вот, мол, возьми.
- Ну - я сказал, а ты слышал. И значит - судьбу свою добровольно
выбрал...
... Не знал тогда Павел, что за человек Макшеев, предположить и близко
не мог, что за судьбу он ему уготовил.
Отполыхало лето, блекнуть стало небо, и вскоре густо посыпался
древесный лист. Как-то допоздна засиделся Демидов у родителей Марии,
обговаривая круг гостей, которых через неделю предстояло звать на свадьбу.
Под конец попробовали самогонки, которую Марькина мать накурила для свадьбы.
Кувшинчик принесла сама Марька, бледная какая-то, с опущенными глазами.
Когда разливала по стаканам, пальцы ее подрагивали.
Прощаясь с Павлом, подняла все же свои густые ресницы. Зрачки ее сильно
расплылись, были огромными, в широко распахнутых теперь глазах стоял ужас,
какой-то немой крик.
- Ты что, Марька? - спросил Демидов.
- Пашенька... Давит отчего-то все у меня внутри... - Она припала к
нему. Павел слышал, как бешено молотит в ее груди сердце.
- Устала, видно. Ты ляг пойди...
- Я лягу, лягу... Еще, может, стаканчик выпьешь?
- Что ж, давай.
Когда Марька наливала этот стакан, дрожали у нее не только руки, но и
спина.
- Пей... на здоровье.
Голос у нее был теперь чужой, незнакомый, и в глазах не стояло уже ни
ужаса, ни беззвучного крика. Они были, ее глаза, бессмысленными, пустыми, до
дна выгоревшими. Как ни пьян был Демидов, он все это заметил, еще раз
спросил:
- Да что, в самом деле, такое с тобой?
- Ой, Пашка! Женское сердце вещун, говорят... - выдохнула она, вжалась
в стену. - А у меня такое чувство, будто последний раз видимся...
Последний не последний, но долго потом не пришлось им увидеть друг
друга. Добрый десяток лет с гаком.
Самогонка оказалась зверь зверем, в голове у Демидова шумело,
августовские звезды пошатывались на небе.
Когда он шагал мимо колхозной риги, из-за хлебной скирды вышел Денис
Макшеев.
- Ну вот... Долго я ждал такого случая.
- Отойди, я пьяный, - попросил Демидов.
- Эго нам и сподручно, дядя, - проговорил, шепелявя, Макшеев и чем-то
твердым ударил Павла по голове. Демидов качнулся и рухнул наземь.
Потом Макшеев безжалостно пинал его сапогами в голову, в грудь, в лицо.
Павел только глухо и беспомощно стонал, пока не потерял сознание. Потерял
он, видимо, его ненадолго, потому что, когда открыл глаза, Макшеев был тут
же. Он будто по нужде сидел на корточках у хлебной скирды. И вдруг Демидов
увидел - из-под руки Макшеева змейкой пополз огонек, начал лизать,
разрастаясь, угол хлебного зарода. Даже в темноте было видно, как заклубился
черный тяжелый дым.
- Ты! Ты чего делаешь?! - будто задыхаясь от этого дыма, прокричал
Павел, попробовал приподняться на локтях. - Ты чего сделал?!
- А это не я... Это ты, дядя, сделал, - проговорил Макшеев и, хищно