"Анатолий Иванов. Печаль полей (Повести)" - читать интересную книгу автора

горла.
Сейчас Макеева возле дома убитого председателя не было, да о нем никто
и не думал, никто не ждал его, зная, что он бесчувственным бревном лежит у
себя в кузне. Петрован Макеев ногу поморозил на финской, отчего она
скрючилась, жена его, бабенка ветреная и бесплодная, с хромым жить не стала,
завербовалась куда-то на Север и уехала, как все говорили, "за длинным
рублем и новым мужиком". С того, как считали в Романовке, и начал Петрован
пить. Летом он обычно ночевал в захиревшей без женской руки, совсем почти
сгнившей своей избенке, зимой же натопить ее было невозможно, а приводить
жилье в порядок кузнец ленился и с наступлением холодного времени жил
безвылазно в кузне, там же и спал, пристроив лежанку к теплому до утра
горну.
Но неожиданно для всех Макеев объявился. Как он подошел к пилюгинскому
дому, никто в суматохе и в темноте не заметил, его увидели, когда он,
прокопченный, черный как грач, нагнувшись, вошел в комнату. Ростом он был
высок, голова его почти упиралась в потолок. И плечи, обтянутые прогорелым
во многих местах полушубком, были широкими, в косую сажень. Из-под
расстегнутого иолушубка выглядывала рубаха, тоже расстегнутая, а из рубахи
волосатая грудь - бугристая, звериная какая-то, отчего Петрована все
побаивались. Он был добрым, этот кузнец-пьянчужка, безотказно ковал любому,
кто обращался, лопаты и тяпки, ножи и сечки, крючки и задвижки, всякие скобы
и гвозди - да мало ли какая мелочь требовалась в хозяйстве. Деньгами не
брал - что на них купишь в такое-то время, - раз и навсегда положил, чтоб за
работу ему носили самогонку или кой-чего из съестного. Но размер платы
никогда не определял: что дадут, то и ладно. Обращались к нему все и
постоянно, даже из соседних деревень каждый день наезжали, жил он безбедно,
запас самогонки никогда не истощался. Но, расплатившись за работу, торопливо
поблагодарив, люди тотчас спешили уйти: уж больно молчалив и угрюм был
кузнец. А он смотрел каждому вслед неприязненно, темные глаза его
разгорались, как угли в горне, но тут же тухли, он усмехался в клочковатую,
забитую копотью и железной окалиной бородку и принимался за свою
нескончаемую работу.
Войдя в комнату и оглядев сразу смолкнувших баб - лишь жена Пилюгина,
свернувшись крючком на голбчике, тяжко и глухо рыдала, - он усмехнулся
по-своему и шагнул к убитому. Тот как упал ничком, так и лежал, возле головы
растеклось по полу кровавое пятно. Макеев постоял над ним и врастяжку уронил
два слова:
- Поворо-от! Та-ак...
- Что так?! - сорвалась с кровати Федотья Пилюгина, оттолкнув какую-то
бабу, совавшую ей стакан с водой. Стакан баба уронила, он разбился, многие
поглядели на осколки с испуганной жалостью, потому что магазинная посуда
была редкостью. - Что так, бирюк вонючий?! Как теперь жить? Жить как?
Передушить за это всех щенков афанасьевских! Катьку-суку - всех наперед!
Развела свой змеиный выводок...
Петрован Макеев не обратил никакого внимания на ее крик, на ее
оскорбительные слова, будто не слышал и не видел Пилюгину. Он молча
повернулся и шагнул за порог.
На улице он подошел к Мишухе. Возле него крутился один дед Андрон,
отгоняя озверелого Пашку. Сынишка убитого Пилюгина был одногодок Мишухе, он
выскакивал из толпы женщин, пинал Мишуху, который все так же прижимался к