"Анатолий Иванов. Печаль полей (Повести)" - читать интересную книгу автора

ключ - узкую теснину меж крутыми холмами - и начали рубить шашками.
Перехитрил Пилюгина желторотый Данилка Афанасьев. Он с небольшой кучкой
партизан будто бы случайно наткнулся на отряд Сасония и стал удирать в
сторону Летнего ключа, а потом юркнул в самую щель меж холмов.
- А-а! - зарычал Сасоний. - Счас мы из них лапши нарубим!
- Плюнь ты, - сказал Ловыгин. - Место там тесное, в случае чего
лошаденкам по снегам наверх не вскарабкаться.
- Ты что! Этот молокосос принародно базлает, что порешит меня... По
всей округе слух гуляет. А тут такой случай. Кузьме Тихомилову я одну руку
срезал, а ему счас обои обрублю!
- Ну, гляди, Сасоний... А я старые кости в баньке погрею. В Березовке
буду ждать от тебя известий.
- Жди. Я скоро! - пообещал Пилюгин.
В Березовку, почти всю колчаковщину бывшую в руках Ловыгина, привезли
не известие об уничтожении партизан, а разрубленный от плеча до паха труп
Сасония. Он был перекинут через седло, закоченел на морозе и, сброшенный с
лошади, согнутым бревном упал на занавоженный снег, гулко стукнув.
Всего двое из пилюгинского отряда и вырвались живьем нз узкой долинки
меж холмов. Они-то и рассказали: Данилка Афанасьев впереди своих ускакал
торопливо в Летний ключ, в конце узкой котловины, когда можно было уже
вырваться на простор, поворотил коня и снова впереди своих ринулся на сечу.
А с хвоста ударил главными силами сам однорукий Тихомилов, скрытно стоявший
где-то в холмах.
- И началося! Боже ты мой! - скупо рассказывал бородатый мужик,
расседлывая коня. - И убежать некуда - на кручах кустищи в снегах по
макушки. Лошади-то ихние, Сасония и Данилки, грудями ударились, это я видел,
А боле ничего не видел.
Другой мужик сказал еще меньше:
- Шашку он у Сасония выбил. Да тут же и рубанул по горбу.
Над разрубленным Сасонием выла Федотья, страшная и косматая. Потом
замолкла, побежала в дом, выдернула из дверей шестилетнего Артемку.
- Гляди-и! - взвизгнула она пересохшим от ярости голосом. - И навеки
запомни - это отец твой. Гляди, как его!
- Дурак он был... отец-то его, - сказал Ловыгин, - Прости ты меня,
господи.
Артемка слушал вой матери, глядел на замерзший, окровавленный труп
отца, дергал простуженным носом, хлопал испуганно глазами...

* * *

Далее история Романовки особым ничем не примечательна, кроме пожара на
бывшем Пилюгинском хуторе, который спалил все дотла - и мельницу, и завозни,
и амбары, и бараки. Случилось это в двадцать четвертом, за полгода до
организации здесь сельхозартели.
Мельница находилась тогда под началом волостного крестьянского комитета
взаимопомощи, кресткомом этим начальствовал однорукий Кузьма Тихомилов.
Вообще после казни жены он в Романовке почти не жил. Сперва партизанил,
после два года мотался по всей округе во главе продотряда. Зимой двадцать
третьего, когда на обоз с зерном, мясом, свиным салом и мороженым молоком
налетела какая-то банда, был снова тяжело ранен в голову, свалился в кусты и