"Юрий Иваниченко. Эдик - Валентин" - читать интересную книгу автора

анализатор, гордость наша, отметил всего десяток расхождений с копией, и
все было из той категории, когда виновата скорее всего копия, известный
наш уровень полиграфии.
Ко второй картине, "Девушка у окна", Эдик не приступал почти месяц. Не
работалось ему, а с моей стороны все было готово. Не работалось, зато все
больше говорилось в тоне, который меня отчаянно раздражал, и о вещах, в
которых я давно перестал что-то понимать. Вот только однажды мне бросилось
в глаза, как исхудал и прежде тощий Эдик, и кашель его мне не понравился.
Ну, а уж то, что в лаборатории-мастерской все больше скапливалось посуды,
естественно не могло понравиться никакому начальнику, не исключая и меня.
И вообще, странный он стал, совсем, что называется, не от мира сего; и
юмор у него стал странный. И уровень разговоров - другим; а вот оброненную
мимоходом фразу о двустороннем влиянии и о том, что порог оказался
доступнее, я всерьез не принял. А следовало бы, пожалуй, отнестись ко
всему, происходящему в ним, посерьезнее. Сами его разговоры об искусстве,
о подвижничестве, о преданности делу чего-то стоили, а возможно, и немало
стоили - я не специалист, хотя давно уже стал уделять изобразительному
искусству и особенно техническим сторонам этого дела много внимания.
Сейчас я бы, пожалуй, смог работать в какой-нибудь экспертной комиссии по
идентификации произведений; не сам, конечно, с помощью моей "Эрмини" и
денисовских программ иконического анализа, но - тем не менее. Да, но суть
в другом: изменялся мой Эдик. Все заметнее изменялся, и, как позже я
понял, все в одном направлении. Изменялись и результаты, достигаемые им
при работе с биотоковым шлемом - когда он работал "по Седову", и без него,
когда он сотворял свои композиции. Сейчас, когда все это - дело прошлое и
обдуманное, мне упорно кажется, что чем больше он менялся внешне и в своих
разговорах и мыслях, тем законченное он становился и в своем творчестве.
Впрочем, ничего такого небывалого, неестественного в этом нет, разве что
сроки. Не тогда, нет: _сейчас_ мне кажется, что в считанные недели в нем
произошла эволюция... Или, наверное, точнее сказать: сквозь него прошла
эпоха. Возможно, та самая, что отделяла когда-то одаренного юношу от
великого Валентина Седова. Очень много Эдику давала машина,
кибернетическая модель Седова, гениально сформированная им в "Эрмини". Но
давать по-настоящему она смогла только тогда, когда Эдик невесть каким
таинством научился это все "пропускать через себя", когда за недели прошел
ускоренный курс всего того, что должен был - но не смог пройти за
десятилетия. Он выложился, стал другим - даже постарел. Я видел - и не
понял. И вообще много чего не принял всерьез - потерял бдительность, когда
вдруг подряд, косяком пошли приятности: Машка удачно поступила,
монография, сроки презрев, вышла, в президиум нашего общества
кооптировали, и картина "Поверженный циклоп" хорошо, убедительно
старилась... Не обратил я внимания на то, что Машка стала осведомленнее,
чем ей положено, о наших институтских делах, и пару раз мне даже казалось,
что это ее я вижу из окна. Но - всегда уходящей, и далеко - можно
ошибиться. Должен был, конечно, насторожиться, когда ее однажды понесло, и
она начала говорить нечто знакомее, нечто смутно ассоциирующееся-с совсем
иным голосом, и совсем иным человеком, по поводу механизмов гениальности,
великих истин, якобы скрытых, недоступных вообще прямому выражению, но
способных быть переданным музыкой и светотенью, линией и т.д., но не как
прямая передача, а как нечто, будящее в слушателе или в зрителе некие