"Юрий Иваниченко. Выборный (Повесть)" - читать интересную книгу автора

заступничеством... Василий и сосчитать не мог, сколько раз отчитывал ее за
буржуазный либерализм и примиренчество, а она... Впрочем, Василий Андреевич
как работника ее ценил, доверял полностью и, пока был жив, никаких
оргвыводов не позволял. Вот только поговорить как следует все не хватало
времени, все не удавалось - и не удалось.
На Солонцах уже сирени не будет. Кто посадит? Почти все, кто знал
Василия Белова в деле и в жизни, умерли: кто по лагерям, кто на фронте, кто
просто так. А прочие... Насчет прочих у Василия пошатнулись иллюзии еще в
конце двадцатых, когда по взмаху дирижерской палочки стали проваливаться в
небытие слова и дела. А потом, разумеется, люди. Но тогда Белов
подсознательно заставил себя допустить, заставил себя принять, что
большинство не может ошибаться, а если ему самому нечто кажется уж очень
неправильным, то виноват сам его разум. Много на себя воли взял. Лезет в
ненужные сферы. Совсем "отключить" разум, естественно, не мог, но и
доверять все меньше и меньше и ему, и происходящему - мог, и постепенно
начал Белов искать заемные слова, обращаться к прописям и лозунгам... Пока
разрыв не стал, видимо, чрезмерным для комиссарского сердца. Хотя кто может
сказать, что было последней каплей?
До полуночи оставалось больше часа. Так рано вставать не следовало, но
первое цветение сирени - событие, ради которого можно и рискнуть; пусть
придется расплачиваться прочерком во времени. Со временем здесь отношения
особые. Здесь в полной мере реализуется то, что живые только смутно
чувствуют: существует только плотность событий, а паузы между ними как бы
не существуют. Отдать здесь время - значит отдать событие; а сколько их
было у Василия и сколько еще будет - потому что каждая переоценка, каждое
осмысление, каждое воспоминание уже составляют событие! И еще Белов
чувствовал, что в самое ближайшее время событий станет так много, что
потеря одного какого-то на самоощущении не скажется. Предчувствовал, что
плотность событий станет настолько высока, что можно будет, да что там,
придется подниматься и днем, придется вмешиваться в дела, недавно еще
отгороженные старой стеной.
Больше всего, конечно, придется работать выборным, тем, кого назвало
большинство, выделило от каждого сектора.
Тогда, осенью, на общем собрании решили покориться, не мешать
спецкоманде и даже, при необходимости, успокаивать оставшихся в живых и
помнящих родственников. Столько здесь лежало душ, которые накрепко усвоили
за всю земную жизнь: "Христос терпел и нам велел", столько душ
атеистического времени, которым, однако же, тоже крепко вколачивалась
мысль, что мы обязаны терпеть и преодолевать и ставить общественные
интересы выше личных, что большинство признало, согласилось с
необходимостью "подвинуться" - город и в самом деле быстро разрастался, и
даже здесь ощущалось внутреннее напряжение от негармоничного, тесного
скопления людей. Принял это как волю большинства Василий Белов. Хотя были
недовольные.
Победила позиция непротивления, и в ее рамках выборные принялись за
самую важную работу: обеспечивать сохранение связи, связи между именами и
останками, между живыми и мертвыми, связи, на которой держалась та мера
упорядоченности, которая противостояла хаосу, энтропии, неизбежно
накапливающимся у живых за каждый день. Как только начала работать
спецкоманда, Василий с Присяжным, используя первый же ненастный день, со