"Ивановъ-Разумникъ. О смыслъ жизни " - читать интересную книгу автораНулина",- она раздъваетъ Сашу и цълуетъ его "плечи..." Да зачъмъ тебъ это,
Людмилочка?- спрашиваетъ Саша. -"Зачемъ? - страстно заговорила Людмила. - Люблю красоту. Язычница я, гръшница. Мнъ бы въ древнихъ Афинахъ родиться. Люблю цвъты, духи, яркiя одежды, голое тело. Говорятъ, есть душа. Не знаю, не видъла. Да и на что она мнъ? Пусть умру совсъмъ, какъ русалка, какъ тучка подъ солнцемъ растаю. Я тъло люблю - сильное, ловкое, голое, которое можетъ наслаждаться. - Да и страдатъ въдь можетъ,- тихо сказалъ Саша. - И страдать, и это хорошо,- страстно шепнула Людмила. - Сладко и когда больно, только бы тъло чувствовать, только бы видъть наготу и красоту тълесную"... (ibid., стр. 320-З22). Вотъ отвътъ Ф. Сологуба на карамазовскiе вопросы. Оказывается, что "красота" не только открываетъ выходъ изъ передоновщины, но и оправдываетъ иррацiональное по своей сущности зло; вопросъ о людскихъ страданияхъ покрывается идеей красоты страждущаго тъла... Но въ томъ-то и бъда, что именно только "вопросъ" покрывается "идеей", а вовсе не страданiя тъла - красотой его; въ этомъ пунктъ напрасна попытка устранить съ дороги карамазовскiе вопросы повторенiемъ излюбленнаго Достоевскимъ мотива: "сладко и когда больно"... И если даже "сладко" и "больно" относятся не къ двумъ различнымъ субъектамъ, созерцающему и страдающему, а къ одному и тому же, какъ мы скоро услышимъ отъ сологубовской Нюты Ермолиной, то все же на такомъ бы съ тъмъ мальчикомъ, котораго "мать съ отцомъ замучили: долго палкой били, долго розгами терзали"? Вся красота всего мiра - стоитъ ли она одной слезинки этого замученнаго ребенка? Со стороны глядя - быть можетъ; "страдать - и это хорошо"- но только когда страдаетъ другой... Вотъ и Людмила любитъ не только одно "голое тъло, которое можетъ наслаждаться", но любитъ и "Его... знаешь... Распятаго... Знаешь, приснится иногда - Онъ на крестъ, и на тълъ кровавыя капельки" (ibid., стр. 323), подобно тому какъ и Лиза (въ "Братьяхъ Карамазовыхъ") хотъла бы сидъть противъ распятаго на крестъ и, глядя на его крестныя муки, ъсть "ананасный компотъ"... Но одно дъло - ъсть ананасный компотъ, а другое дъло - быть распятымъ самому; оправдывать страданiя одного человъка эстетическими переживанiями другого человъка - значитъ ставить въ причинную или телеологическую зависимость два явленiя, связанныя исключительно своей одновременностью и ничъмъ больше. Я поставилъ палку въ уголъ и въ тотъ же моментъ полилъ дождь - отсюда знаменитое умозаключенiе: baculus in angulo, ergo pluit... Пусть ананасный компотъ одновремененъ съ крестными муками, но значитъ ли это, что "компотъ" оправдываетъ эти муки? И какiя эстетическiя переживанiя могутъ оправдать человъческую муку, если ее не оправдываетъ даже всемiрная гармонiя, даже будущее райское блаженство? Нътъ, красота не "оправдываетъ" жизни, не уравновъшиваетъ человъческiя страданiя; довольно и того, что она, быть можетъ, открываетъ выходъ изъ передоновщины; съ этой послъдней точки зрънiя особенно интересны всъ сцены между Людмилой и Сашей, особенно въ ихъ сопоставленiи съ аналогичными |
|
|