"Ивановъ-Разумникъ. О смыслъ жизни " - читать интересную книгу автора

Нулина",- она раздъваетъ Сашу и цълуетъ его "плечи..." Да зачъмъ тебъ это,
Людмилочка?- спрашиваетъ Саша.

-"Зачемъ? - страстно заговорила Людмила. - Люблю красоту. Язычница я,
гръшница. Мнъ бы въ древнихъ Афинахъ родиться. Люблю цвъты, духи, яркiя
одежды, голое тело. Говорятъ, есть душа. Не знаю, не видъла. Да и на что она
мнъ? Пусть умру совсъмъ, какъ русалка, какъ тучка подъ солнцемъ растаю. Я
тъло люблю - сильное, ловкое, голое, которое можетъ наслаждаться.

- Да и страдатъ въдь можетъ,- тихо сказалъ Саша.

- И страдать, и это хорошо,- страстно шепнула Людмила. - Сладко и когда
больно, только бы тъло чувствовать, только бы видъть наготу и красоту
тълесную"... (ibid., стр. 320-З22).

Вотъ отвътъ Ф. Сологуба на карамазовскiе вопросы. Оказывается, что
"красота" не только открываетъ выходъ изъ передоновщины, но и оправдываетъ
иррацiональное по своей сущности зло; вопросъ о людскихъ страданияхъ
покрывается идеей красоты страждущаго тъла... Но въ томъ-то и бъда, что
именно только "вопросъ" покрывается "идеей", а вовсе не страданiя тъла -
красотой его; въ этомъ пунктъ напрасна попытка устранить съ дороги
карамазовскiе вопросы повторенiемъ излюбленнаго Достоевскимъ мотива: "сладко
и когда больно"... И если даже "сладко" и "больно" относятся не къ двумъ
различнымъ субъектамъ, созерцающему и страдающему, а къ одному и тому же,
какъ мы скоро услышимъ отъ сологубовской Нюты Ермолиной, то все же на такомъ
общемъ мъстъ далеко не уъдешь. И при чемъ "тълесная красота" въ случаъ хотя
бы съ тъмъ мальчикомъ, котораго "мать съ отцомъ замучили: долго палкой били,
долго розгами терзали"? Вся красота всего мiра - стоитъ ли она одной
слезинки этого замученнаго ребенка? Со стороны глядя - быть можетъ;
"страдать - и это хорошо"- но только когда страдаетъ другой... Вотъ и
Людмила любитъ не только одно "голое тъло, которое можетъ наслаждаться", но
любитъ и "Его... знаешь... Распятаго... Знаешь, приснится иногда - Онъ на
крестъ, и на тълъ кровавыя капельки" (ibid., стр. 323), подобно тому какъ и
Лиза (въ "Братьяхъ Карамазовыхъ") хотъла бы сидъть противъ распятаго на
крестъ и, глядя на его крестныя муки, ъсть "ананасный компотъ"... Но одно
дъло - ъсть ананасный компотъ, а другое дъло - быть распятымъ самому;
оправдывать страданiя одного человъка эстетическими переживанiями другого
человъка - значитъ ставить въ причинную или телеологическую зависимость два
явленiя, связанныя исключительно своей одновременностью и ничъмъ больше. Я
поставилъ палку въ уголъ и въ тотъ же моментъ полилъ дождь - отсюда
знаменитое умозаключенiе: baculus in angulo, ergo pluit... Пусть ананасный
компотъ одновремененъ съ крестными муками, но значитъ ли это, что "компотъ"
оправдываетъ эти муки? И какiя эстетическiя переживанiя могутъ оправдать
человъческую муку, если ее не оправдываетъ даже всемiрная гармонiя, даже
будущее райское блаженство?

Нътъ, красота не "оправдываетъ" жизни, не уравновъшиваетъ человъческiя
страданiя; довольно и того, что она, быть можетъ, открываетъ выходъ изъ
передоновщины; съ этой послъдней точки зрънiя особенно интересны всъ сцены
между Людмилой и Сашей, особенно въ ихъ сопоставленiи съ аналогичными