"Ивановъ-Разумникъ. О смыслъ жизни " - читать интересную книгу автора

всеобщимъ признанiемъ. Это не порицанiе и не хвала: съ одной стороны
художникомъ "для немногихъ" является такой глубокiй и тонкiй писатель, какъ
Тютчевъ; а съ другой - писателемъ "для всъхъ" оказывается такой тонкiй и
проникновенный художникъ, какъ Чеховъ. Тютчевъ - одинокая вершина въ исторiи
русской литературы, Чеховъ - соединенная съ прошлымъ и будущимъ горная цъпь;
Тютчевъ связанъ внутренней связью съ отдъльными великанами русской
литературы (съ Пушкинымъ, съ Баратынскимъ), а Чеховъ, кромъ того, еще со
всей русской литературой и русской жизнью въ ея цъломъ; Тютчевъ -глубочайшiй
моментъ русской литературы, Чеховъ - цълая эпоха, одинаково и широкая и
глубокая. Нътъ сомнънiя, что имя Л. Андреева будетъ современемъ обозначать
собою отдъльную эпоху русской литературы: Чеховъ, М. Горькiй, Л. Андреевъ -
такова будетъ послъдовательная цъпь именъ, характеризующихъ русскую
литературу конца ХIХ-го и начала ХХ-го въка; Ф. Сологубъ (равно какъ и
Л. Шестовъ) въ эту цъпь не войдетъ. Онъ слишкомъ индивидуальный, слишкомъ
интимный писатель, онъ стоитъ въ русской литературъ особнякомъ и особнякомъ
будетъ изучаться историками литературы. Про Ф. Сологуба можно сказать
словами Тэна объ одномъ изъ французскихъ писателей: онъ занимаетъ въ
литературъ высокое, но узкое мъсто. Върнъе наоборотъ: Ф. Сологубъ занимаетъ
въ нашей литературъ узкое, но высокое мъсто. Его "Мелкiй Бъсъ" одинъ
закръпляетъ за нимъ такое мъсто въ литературъ, если даже не говорить объ его
стихахъ и о такихъ маленькихъ шедеврахъ, какъ многiе мелкiе разсказы
Ф. Сологуба - особенно тъ, въ которыхъ на сцену выводятся дъти (напр., "Въ
плъну", "Два готика", "Землъ земное" и др.). Такое же узкое, но высокое
мъсто занимаетъ Ф. Сологубъ и своими стихами: въ исторiи русской поэзiи
девяностые и девятисотые годы будутъ охарактеризованы именами К. Бальмонта и
В. Брюсова, а Ф. Сологубъ со своей тонкой, интимной поэзiей и здъсь займетъ
обособленное мъсто - узкое, но высокое. Это не мъшаетъ ему быть тъсно
связаннымъ съ отдъльными великанами русской литературы - съ Лермонтовымъ, съ
Чеховымъ и съ Достоевскимъ; съ первыми двумя онъ связанъ своимъ отношенiемъ
къ мъщанству жизни, а съ послъднимъ - своимъ отношенiемъ къ карамазовскимъ
вопросамъ, которые своимъ ядомъ отравили его сердце.

Это - главное, это - существенное въ творчествъ Ф. Сологуба. И по
сравненiю съ этимъ ничтожными и мелкими являются всъ черты самовосхваленiя,
самообожанiя и вообще того горделиваго юродства, которыя мы находимъ не у
одного Ф. Сологуба, но и у многихъ родственныхъ ему современныхъ писателей.
Многихъ читателей приводятъ въ негодованiе такiе перлы, какъ, напримъръ,
предисловiе Ф. Сологуба къ его трагедiи "Побъда смерти"... "Развъ стихи его
не прекрасны? - говоритъ въ третьемъ лицъ о самомъ себъ Ф. Сологубъ въ этомъ
предисловiи: -развъ проза его не благоуханна? развъ не обладаетъ онъ чарами
послушнаго ему слова?"... И читатель со смъхомъ или негодованiемъ
отодвигаетъ отъ себя книгу самоупивающагося автора... Но, конечно, поступать
такъ, значитъ изъ-за деревьевъ не видъть лъса. Надо подняться выше подобнаго
мелкаго самовосхваленiя, надо обращать фокусъ своего вниманiя не на эти
мелкiя авторскiя причуды, всегда такъ или иначе объяснимыя нравами
литературной кружковщины или условiями личной психики; надо "смотръть въ
корень" творчества писателя, искать общей связующей нити этого творчества. И
въ томъ же предисловiи, изъ котораго многiе злорадно вырываютъ только-что
приведенную фразу, есть другая, гораздо больше заслуживающая вниманiя.
"Всъми словами, какiя находитъ, онъ говоритъ объ одномъ и томъ же. Къ одному