"Ярослав Ивашкевич. Мать Иоанна от ангелов" - читать интересную книгу автора

на Казюка, работника из корчмы, только волосы у него были длинные-длинные,
на плечи падали, даже на сутану ксендза Мухарского... И еще святой
Иосиф... Святой Иосиф был такой красивый, такой сияющий! И он-то склонился
надо мной, коснулся моей груди, и боль исчезла, - я сразу почувствовала,
что могу встать, почти сразу, а в том месте, которого коснулся перстами
святой Иосиф, на сорочке осталось пять капель благовонного бальзама.
Ксендз Сурин недоверчиво отодвинулся от нее. Мать Иоанна от Ангелов,
видя его равнодушие, встала, вытерла руками увлажнившиеся глаза и
вернулась в свое кресло.
- Прости, - сказала она спокойно и сдержанно, - я постараюсь больше не
увлекаться. Но мне ведь некому рассказать обо всем том, что меня терзает.
И страшит! Вспышки эти ни к чему, надо тебе, отче, рассказать все по
порядку.
- Да, дочь моя, по порядку. Тебе надо успокоиться. Не следует возлагать
на мой приезд чрезмерных надежд. Пред лицом бога человек всегда одинок, но
пред другими людьми он всегда может призвать в свидетели бога. Бог всегда
с ним. На этот раз довольно, закончим нашу беседу, после полудня я хотел
бы собрать всех вас в большой трапезной, дабы вы подготовились к
послезавтрашней исповеди.
- Сестра Малгожата, привратница наша, - спокойно молвила
настоятельница, сидя в кресле, - укажет вам, отец, вашу комнату в верхнем
помещении амбара, где живут все ксендзы. Обед приносят им в полдень. Ужин
в шесть часов. В семь последняя молитва - не для сестер, - последняя
вечерняя молитва в костеле. Потом уже только молитва в обители. Мы
молимся... насколько можем.
- Правильно делаете, сестры, - сказал ксендз Сурин, вставая с кресла, -
правильно делаете. Итак отныне начинается, дочь моя, наша совместная
жизнь, - вдруг изменившимся, ласковым тоном продолжал он, протягивая руки
матери Иоанне. - Надо надеяться, что будет она удачной и послужит ко
приумножению славы господа на земле. Молитесь, молитесь!
Мать Иоанна от Ангелов сидела в кресле неподвижно, с закрытыми глазами.
Лицо ее выражало восторг, словно она слушала райское пенье или нежные
звуки органа, только слегка подрагивал уголок рта. Отец Сурин так и застыл
с простертыми руками, потом опустил их.
Но тут мать Иоанна легко поднялась и подошла к нему, сделав эти два-три
шага уверенно и как-то очень изящно, будто танцуя; она преклонила колени
пред отцом Суриным и поцеловала край его сутаны, затем припала к его
рукам, и ксендз, растроганный, не отнимал их.
- Защити, защити меня, отец мой духовный! - повторяла она.
Ксендз Сурин поднял ее с полу, без усилия, как ребенка. Она напомнила
ему Крысю, "экономку" ксендза, и он еле заметно улыбнулся.
- Человек - тот же ребенок, - сказал он.
Мать Иоанна тоже улыбнулась сквозь слезы.
- Теперь ступай, дочь моя, займись своими делами, - с нежностью молвил
ксендз Сурин. - У тебя, наверно, хватает хлопот с сестрицами, да и обитель
у вас не маленькая. Большой сад, хозяйство... Ступай. После вечерни
приходите сразу в большую трапезную, предадимся размышлениям о грехах
наших и ничтожестве человека. А теперь до свиданья.
Мать Иоанна склонилась к руке ксендза. Он перекрестил ее и благословил,
дал поцеловать образок, висевший на четках у его пояса. Монахиня