"Ярослав Ивашкевич. Красные щиты [И]" - читать интересную книгу автора

Женщины они в общем-то добрые, особенно Берта из Нюренберга, но и Аделаида
и Елизавета, выданная уже немолодой за чешского князя, и даже Агнесса не
злая. Тщеславны только и не в меру чванливы: заправляют империей Конрада и
при каждом удобном случае норовят ввернуть: они-де внучки великого Генриха
IV, который даже папе не покорился.
- Весьма почтенные особы, - продолжала Гертруда, - и все же Агнесса
поручила Рихенцу не им, а мне.
Крестной Рихенцы была жена самого императора Лотаря, которая нарекла
девочку своим именем. Гертруда кое-что слыхала о похождениях Агнессы в
Польше - женщина она, видать, бывалая и знает, от чего надо оберегать
дочку. Потому-то испанская королева ждет послов супруга не при дворе, где
находятся мать и тетки, а в монастырском уединении. Матушка ее давно уже
не живет в своем саксонском замке, оставила там мужа, а сама в
сопровождении верного Добеша повсюду ездит за кесарем. Когда Конрад
возвращался из Святой земли, она отправилась ему навстречу и теперь сидит
при нем, ждет дальнейших событий вместе с сестрами, съехавшимися из
близких и дальних краев.
Обо всем этом Гертруда рассказывала Генриху, готовя с помощью монахинь
и послушниц теплую ванну для утомленного путника. Князь стоял у окна,
смотрел на горы. Всю светлицу заволокло паром от кипятка, который ведрами
носили прислужницы, а Гертруда, засучив рукава, подливала в воду зеленый
отвар из еловой хвои и ромашки - от него шел приятный, бодрящий запах.
Позвали Тэли, он помог князю раздеться. Генрих уселся в деревянную бадью,
и Гертруда принялась тереть ему спину, как ребенку, жесткой плетеной
мочалкой - крепко, докрасна.
Ни на минуту не умолкая, она говорила о том, что делается при дворе
кесаря, в монастыре и в Риме. Из-за тамошних сквернавцев папе пришлось
бежать во Францию, а потом в Трир; там и живет он сейчас да так славно
управляется со всеми делами, что и Бернара не надо (*18). Генрих слушал не
очень внимательно: он думал о Польше, о небогатом ленчицком дворе, о замке
в Сандомире и только улыбался хлопотавшей вокруг него сестре.
Сандомирский замок он видел всего один раз. Послал туда Казимира -
пусть похозяйничает, хоть и не в своей вотчине, пусть привыкает к заботам
о дворе, о конях, о челяди. Сандомир ведь ему достанется после смерти
Генриха, а может, Генрих и раньше откажется от своего удела, если мирская
жизнь наскучит.
Но Покамест жизнь ему улыбалась. С Верхославой они простились спокойно.
Она просила лишь об одном: коль попадется ему где-нибудь ученый скворец,
умеющий выговаривать слова, пусть привезет ей в подарок. Вот бы найти ему
такого скворушку, порадовать Верхославу! Но нигде он такой ученой птицы
еще не видел. У зальцбургского епископа, правда, было много всяких птиц -
сороки и дрозды, щеглы и синицы, даже какие-то невиданные желтые воробьи
из Испании, щебетавшие, как горлицы, но заветного скворца и там не
нашлось.
А славно у епископа Эбергарда в Зальцбурге! И как прекрасен был тот
туманный день над Королевским озером, когда Генрих смотрел на радостные
лица своих слуг и на могучие горы. Жаль только, что не может он показать
все это Верхославе. Разумеется, Новгород богат и красив, а Киев тем паче,
да и Краков растет, хорошеет, поднимаются в вавельском замке нарядные
здания, деревянные и каменные, сооружаются костелы с золочеными крышами,