"Ярослав Ивашкевич. Красные щиты [И]" - читать интересную книгу автора

человеком, он взглянул на нее другими глазами, почувствовал в ней
настоящую польскую княгиню. И как только представился случай, Генрих по
прямоте своей все ей высказал.
Произошло это уже под вечер. Гертруда, устав от хлопот со сборами
племянницы, отправилась отдохнуть в угловую келью, куда еще до нее ушла
Агнесса. Генрих долго бродил по монастырским коридорам. Русская речь
напомнила ему о другой женщине, он старался избежать встречи с Рихенцой,
но невольно следил за каждым ее шагом. Вот она прошла с подругами в сад -
хочет проститься с этими дорогими для нее местами, сказала она ему своим
нежным гортанным голоском. Генрих тогда отправился к сестре. Гертруда и
Агнесса сидели у широкого окна, выходившего на горы и реку, и любовались
багряными отсветами на белых известняковых скалах. Генрих взял табурет,
сел напротив. Солнечные лучи, струившиеся в открытое окно, заиграли
золотом на его волосах, и Агнесса впервые заговорила с ним дружелюбно,
сердечно. Тогда-то Генрих и сказал ей о том, как подслушал ее разговор с
прачкой, как это его тронуло и как он сразу почувствовал в ней истинно
польскую княгиню. Агнесса печально усмехнулась, а Гертруда стала сердито
укорять брата. Негоже так говорить - Агнесса всегда была настоящей
польской княгиней, всегда желала им всем только добра. Разве не видно это
хотя бы из того, что она сидит здесь и беседует с ними, виновниками ее
изгнания, виновниками того пресловутого проклятия и многого другого. Что
подразумевала Гертруда под этим "многим другим", осталось для Генриха
загадкой; ясно было одно - сестра находится под обаянием этой женщины и
смотрит на все ее глазами.
- Ах! - вздохнула Агнесса и медленно, но с легким раздражением
заговорила: - Ты напрасно защищаешь меня перед Генрихом. Надеюсь, со
временем он меня поймет, когда политика будет его интересовать больше, чем
теперь, когда в его сердце найдется место для государственных дел. - И она
снова усмехнулась.
Генрих внимательно вглядывался в ее освещенное солнцем лицо. Нервное,
тонкое, изрядно уже увядшее, оно хранило следы былой красоты и дышало умом
и энергией. В Польше всегда говорили об Агнессе с глубочайшим презрением,
поэтому для Генриха было неожиданностью увидеть ее такой. И то, что
Агнесса постоянно искала помощи кесаря, интриговала против братьев
Генриха, даже добилась этим летом согласия Конрада на поход в Польшу,
никак не укладывалось у него в голове.
"Чего ей от нас надо?" - думал он.
В дверях показался мейстер Оттон. Он принес княгине Агнессе небольшую
книжечку, псалтирь, в которую он, кроме псалмов, вписал собственноручно
жизнеописания предков Рихенцы, дабы у испанской королевы осталась память о
пребывании в цвифальтенской обители. Преподнося свой труд Агнессе, он в
почтительных выражениях намекнул на их прошлые нелады. Агнесса ответила,
что не стоит об этом вспоминать, и в тоне ее сквозило горькое смирение.
Теперь, когда умер племянник король Генрих, во всем подчинявшийся воле
теток, когда кесарь был так тяжко болен, она не могла уже питать больших
надежд на восстановление власти своего мужа в Кракове. Оттон сел против
нее, и тогда Агнесса вдруг заговорила обо всем этом с обидой и болью.
Говорила она долго, то и дело поминая недобрым словом покойную княгиню
Саломею.
Оттон фон Штуццелинген лишь беспомощно разводил руками.