"Алексей Иванов. Граф Люксембург (нераскрытое убийство)" - читать интересную книгу автора

Но машина набирает скорость - и я чувствую страшную боль в пятках, точно их
жгут огнем. Я кричу от боли, но не отпускаю руки, иначе буду тут же
перемолот низким днищем ледяного чудовища. Пальцами одной ноги я нащупываю
на днище болт, выпирающий откуда-то, черт его знает, что - это. Напрягаю
пресс и упираюсь в него одной ногой, затем другой нахожу ещё какой-то
выступ. При этом понимаю, что если троллейбус сейчас хоть немного тряхнет я
сорвусь: ноги соскользнут, руки держатся с трудом: пальцы совсем
закоченели, разжимаются, не слушаются... "А-а! - кричу. - Господи, помоги!"
Троллейбус сбавляет скорость, успокаивает рев, подъезжает к остановке.
Лязгнули двери. Вот сейчас нужно выползать из-под него. Выползи... Но я
слишком сильно затянут и трудно опираться о обледеневший асфальт. Наберись
сил и выползи! Лязгнули двери, закрываясь. Что же он медлит?.. Сейчас
поедет. Это все. Я зажмурил глаза. Но вдруг откуда-то берутся новые силы.
Одним рывком я вырываюсь из-под троллейбуса у самых его колес,
перекатываюсь к краю дороги, и еле успеваю подтянуть ноги за секунду до
того, как колеса должны их переехать.
Боже! Жив. И не просто жив, а трезв. Трезв как никогда. Даже слух
обострился до такой степени, что в звездном московском небе слышу далекий
вой небесных тел.
Пошатываясь, бреду в свой район. Еще один квартал, перейду шоссе, а
там рукой подать. И вдруг... Что это, с синей мигалкой? Нет! Только не это!
Едет прямо на меня! Почему это случилось совсем близко от дома?
Я бегу. Бегу без башмаков, по снегу, с сумасшедшими глазами, что есть
сил, прочь от милицейской машины. Заворачиваю во двор... Дышу хрипло, с
присвистом: легкие разрываются от боли, ноги онемели. Пригнувшись,
рассмотрев для себя укрытие понадежней, перебегаю двор и прячусь за
помойку. Неужели они меня потеряли? Нет, не может быть: за одну ночь, такую
дьявольскую ночь два раза повезти не может. А где-то там, совсем недалеко,
страдает маленький человек; смотрит на улицу широко раскрытыми от ужаса
глазами, смотрит, как гаснут одно за одним окна соседних домов. Он знает,
что отвыли свое автобусы и троллейбусы, и даже собаки смолкли, не гуляют.
Что же ему делать? Что? Он хватается за телефонную трубку, но его пронимает
холод: чем может помочь телефон? Он понимает, что это бесполезно. Он
страдает, он, быть может, даже грозит кулачком кому-то... Я приду, я
доползу, услышь меня! погляди легко на небо - я здесь, недалеко - только
почувствуй, что я скоро буду.
- А ну подымайся!
Слышу за спиной. Я оборачиваюсь - стоит мент.
- Вот, бля-а, сказал же им, мудакам, сюда ехать, а они за тобой в
другую сторону попиздохали.
Он довольно осклабился и плюнул сквозь зубы.
- Пойдем, - сказал.
- Куда? - Не могу прийти я в себя, и все ещё не веря, что такое могло
случиться: я попался.
- Ты чё, под придурка косишь?
И я вижу, как бегает злыми глазками он по мне, выбирая куда бы
ударить... Удар был неожиданным, между ног, и столь сильным, что,
скорчившись, я упал.
- А ну подымайся, сука! - взвизгнул он, потянул меня за воротник.
Послышался треск.