"Евгения Изюмова. Смех и грех ("Смех и грех" #01) " - читать интересную книгу автора

не трогаясь с места. Мы, пассажиры, кое-как удерживали глаза от слипания:
рейс - предрассветный. Я специально выбрала именно его, чтобы поспеть в
Москву к открытию нужного мне учреждения, и в тот же день вернуться ночным
рейсом обратно. Но время шло, а самолет стоял.
- Уважаемые пассажиры, - проворковала наконец в динамике стюардесса, -
просим извинения, но наш вылет задерживается на час по метеоусловиям Москвы.
- Кой черт Москвы? - взорвался сидевший впереди меня мужчина. - Я вчера
оттуда прилетел, там - ни облачка!
Стюардесса, естественно, не слышала его реплику и потому не вступила в
дискуссию. Зато в салоне тут же завязался оживленный спор о том, как
непредсказуемы прогнозы метеорологов, сводки, как правило, составлены
шиворот-навыворот.
- Да ладно вам - метеосводки, - заявил кто-то гулким басом, - летчики
пьяные, потому и не летим. Экипаж новый ищут.
Мы недоверчиво приняли эту версию - уж очень высок прежний авторитет
"Аэрофлота", который хоть и развалился на множество авиакомпаний, а в памяти
у всех до сих пор жив рекламный призыв: "Летайте самолетами "Аэрофлота"! Это
выгодно и надежно!" Но сон - коварная вещь, спорщики вскоре поутихли, салон
засопел, засвистел и запохрапывал.
Я не принимала участия в споре, периодически открывала глаза, видела
бетон взлетной полосы, зеленое поле за ней, и вновь засыпала. Через час
появился экипаж, и я пришла к мнению, что не так уж басовитый пассажир не
прав, говоря о пьяных летчиках.
Стюардесса тут же попросила пристегнуться ремнями, что пассажиры
сделали с большой радостью. Но рано мы обрадовались. По самолету забегали
летчики, стюардессы. Засвистел противно и тонко какой-то сигнал. Сколько он
свистел, и сколько времени была беготня, я не знаю - проспала. И другие,
наверное, тоже. Потому, когда нас попросили покинуть самолет, мы, осоловелые
от сна, наивно полагали, что прилетели в Москву. И лишь оказавшись на
знакомом поле, заспанная толпа возроптала: "Что случилось? Почему вернулись
обратно?" В ответ на заполошные крики мы получили вежливый и равнодушный
ответ - самолет неисправен, и, быстренько усадив в аэродромный автобус, нас
тут же спровадили к вокзалу.
И вот вам ситуэйшен: жара (время-то летнее, за полдень), мы - голодные,
почти помирающие от жажды, а главное - всем бы до мест общественного
пользования добраться. Но строгая дежурная в будке у ворот преградила нам
путь:
- Нельзя тут выходить! Идите в сектор посадки!
Сектор посадки оказался закрыт надежно на замок, и просочиться через
него в здание вокзала мы тоже не могли. Пассажиры заметались вприпрыжку
возле всяких дверей и ворот: мы ж не дети, которых родители усадили в
кустиках. И все ж нашли лазейку в заборе из сетки-рабицы рядом с воротами,
до которой сторожихе не было дела, ведь ее объект - ворота, и ринулись к
лазейке, где тут же установилась очередь: это вам не ворота, пролазить надо
с величайшей осторожностью, если вы не хотите оставить на проволоке ошметки
одежды, а переодеться - негде.
Я тоже пристроилась к очереди, чтобы сбежать с летного поля. И сбежала,
сходила, куда надо, беспрепятственно, и вернулась благополучно в самом
распрекрасном настроении, потому что успела купить еще и пару пирожков. И
тут же убедилась, что есть, оказывается, люди более невезучие, чем я.