"Борис Васильевич Изюмский. Тимофей с Холопьей улицы (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

За невысоким забором угловой избы женский голос озорно пропел:

Хоть и плох муженек,
Да загулье мое,
Завалюсь за него -
Не боюсь никого!

- Не бойся! - поощрил мужской молодой голос.
То и дело Тимофею попадались знакомые. И каждый из них, сейчас
встречая его, отмечал невольно, что стал Тимофей после похода много
взрослее: по-новому, пытливо смотрели темно-серые глаза, яснее прежнего
проступали скулы.
- Здоров, Тимоха! - догоняя, хлопнул его по плечу высокий горбоносый
гончар Василь. - С возвращением!
- Спасибо, дядя Василь.
- Вроде бы подрос ты еще, Тимоша! - ласково говорил ему минутой позже
дед Антон, оттягивая книзу зеленоватый ус.
И по глазам деда видно, что знает тот о гибели отца и жалеет его,
Тимофея, и подбадривает взглядом вылинявших от времени глаз.
Тимофею приятно было чувствовать эту приветливость города,
чувствовать, что не безразличен он новгородцам. Он то и дело стягивал
шапку с головы, отвечая встречным. При этом на большие уши его двумя
густыми темными крыльями спадали волосы, и лицо становилось еще более
мужественным.
"Зачем я понадобился Незде?" - недоумевал Тимофей. Он много слышал о
начитанности, уме посадника, о знании им языков и питал к Незде
восторженное уважение, схожее с тайным преклонением перед этим красивым,
таким свободным в обращении вельможей. Но сейчас, идя к нему, Тимофей
решил ничем не показывать свое отношение, чтобы не подумал тот, будто
заискивает, держать себя с достоинством, подобающим победителю при Отепя.
Тимофей решил даже особенно не спешить - забрался возле Кончанского
ручья на земляной вал поглядеть на любимый город. По верху широкого вала
шли бревенчатые оплоты, а внизу пролегал глубокий ров с водой и врытыми в
землю надолбами. За рвом открывалась зеленая равнина, изрезанная речушками
Легошней, Трясовцом и Жилотугом.
На заливных лугах, топких пустошах, меж озерков и заводей щедро
разбросаны желтые ковры погремка, островки белой ядовитой чемерицы,
огненный цветок "боярской спеси".
Серые скворцы веселыми ватагами облепляли дрожащие ивки, налетали на
дремучие заросли бузины, перекликались тонкими голосами, словно вели
подсчет своих стай перед сном.
Город отсюда казался еще больше. Жались поближе к воде кожемяки,
теснились к оврагам гончары, кузнецы у въездных ворот перехватывали коней
для ковки. Вверх от причала грузно поднимался бесконечный обоз, объезжал
разбросанные на земле желоба - выдолбленные из стволов трубы для сточных
вод, кучи камня, извести и кирпича.
Но, пожалуй, пора идти, а то вовсе стемнеет, и Тимофей отправился на
Лубяную улицу, к дому посадника.