"Вэйн Джакобсен, Дэйв Колеман. Что, не хочешь больше ходить в церковь? " - читать интересную книгу автора

растопить его изнутри.
"И я не говорю вам теперь о слюнявом сентиментализме. Он любил, и
по-настоящему любил - будь кто из вас фарисеем или проституткой, учеником
или слепым нищим, евреем, самаритянином или язычником - его любовь могла
объять всех. И многие прилеплялись к этой любви, когда видели его. Не
многие, однако, последовали за ним, но даже те, кто провели с ним недолгое
время, спустя многие годы не могли отрицать того, что в те мгновения они
испытали нечто такое, чего у них больше не было в жизни. Казалось, что он
каким-то образом знал о вас все, и глубоко любил в вас то истинное, что было
его собственным творением".
Он замолчал и осмотрел толпу. Она выросла человек на тридцать за
последние несколько мгновений, и присоединившиеся не могли оторвать взглядов
от этого человека, которого они слушали, в недоумении приоткрыв рты. Я могу
сейчас прописать все его слова, но не могу в полноте передать тот эффект,
который они произвели. Никто из слушавших не рискнул бы отрицать силы его
искренности, исходившей из самой глубины души.
"И когда он висел на том прискорбном кресте, - взгляд незнакомца
скользнул по деревьям, раскинувшим над нами свои кроны, - эта любовь все еще
струилась и на насмешника, и на разочарованного бывшего друга. Во всем
течении времен не было более важного момента, чем тот, когда он приблизился
к чертогам смерти, отягощенный битвой с грехом. Его муки - это тот самый
канал, по которому Его жизнь струится к вам. Он не был сумасшедшим. Он был
Сын Божий, исчерпанный до последнего издыхания ради того, чтобы мы могли
жить свободно".
Я был поражен тем, как он говорил о Христе, так мог говорить только
человек, который жил с ним рядом. Я даже подумал тогда: "Этот человек -
точный портрет того, как я себе мог бы представить Иоанна Богослова".
Не успел я подумать, как он прервался на полуслове, повернулся, как бы
отыскивая кого-то в толпе. Внезапно мы встретились взглядами. Я
почувствовал, как волосы стали дыбом, а по спине пробежал холодок. Он
выдержал взгляд несколько мгновений, затем моментальная, но определенная
улыбка пробежала у него по лицу, он подмигнул мне и кивнул.
По крайней мере, так я это теперь вспоминаю. Я был шокирован. Он
прочитал мои мысли? Глупо... Даже, если это и был Иоанн, он не мог читать
мысли. Что это я? Как этот человек может быть учеником о двух тысячах лет от
роду? Это невозможно!
Когда он отвел взгляд, я обернулся: нет ли кого-либо еще за моей
спиной, кто мог быть мишенью такого внимания. Никого не было, более того,
никто кроме меня даже и не заметил улыбки и подмигивания. Я был ошарашен,
как если бы меня прибило отрекошетившим футбольным мячом. Заряды энергии
пробивали меня с каждым новым вопросом, проносившимся в мозгу - однозначно,
нужно поподробнее узнать о нем.
Народ прибывал. Все новые и новые слушатели с любопытством пытались
понять, где эпицентр происходящего и что, собственно происходит. Даже
незнакомец уже не чувствовал себя комфортно, учитывая размах так быстро
произведенного эффекта.
"Если бы я был на вашем месте, - сказал он, указав пальцем на тех, кто
затеял всю эту дискуссию я бы предпочел потратить гораздо меньше времени на
разбор религиозных мировоззрений, но точно бы выяснил, насколько сильно он
меня любит". С этими словами он развернулся, прошел сквозь толпившихся как