"Ширли Джексон. Мы живем в замке (готический роман)" - читать интересную книгу автора

плюнуть". - "Жаль девчонок". - "На земле у Блеквудов любая чертовщина
вырастет".
Я шагаю по их трупам, мы обедаем в саду, и на плечах у дяди Джулиана
шаль. Сейчас надо держать сумки покрепче: однажды, недоброй памяти утром, я
уронила сумку именно тут: разбились яйца, пролилось молоко, и я подбирала
что могла, а люди что-то злорадно кричали. Я твердила себе: что бы ни
случилось - не убегай; я лихорадочно запихивала банки и коробки в сумку,
сгребала рассыпанный сахар и твердила себе: только не убегай.
На тротуаре перед Стеллиным кафе была трещина, прямая, точно
указательный палец. Была она там испокон века. Другие отметины обезобразили
поселок на моей памяти: когда я училась в третьем классе, строили магистрат
и Джонни Харрис отпечатал свою пятерню на бетонном цоколе, а сын Мюллера
нацарапал свои инициалы на библиотечном крыльце. Но трещина перед кафе была
испокон века, да и само кафе стояло столько же. Я помню, как каталась тут на
роликах, стараясь не попасть в трещину, а то - я так загадала - маме головы
не сносить; помню, как катила здесь на велосипеде, а волосы мои развевались
по ветру; поселковые нас в те времена еще терпели, хотя папа всегда считал
их отребьем. Мама однажды сказала мне, что помнит трещину с детства, когда
жила еще в доме Рочестеров; значит, когда они с папой поженились и она
переехала к Блеквудам, трещина уже была; я думаю, что трещина, словно
указующий перст, была здесь с незапамятных времен - с тех пор, как воздвигли
поселок из серой лежалой древесины и уродливые люди со злобными лицами
возникли из мерзкого ниоткуда и поселились тут навсегда.
Когда у Стеллы умер муж и ей выплатили страховку, она купила кофеварку
и заменила старую стойку мраморной, иных перемен в заведении не происходило,
сколько я себя помню; когда-то мы с Констанцией заходили сюда после уроков -
потратить карманные деньги и купить папе газету; теперь уж мы газет не
покупаем, а Стелла по-прежнему продает газеты, журналы, грошовые леденцы и
блеклые открытки с изображением магистрата.
- Доброе утро, Мари Кларисса. Как поживаешь? - сказала Стелла; я села у
стойки, поставив сумки на пол; порой мне хотелось пощадить Стеллу - одну из
всех, - когда они начнут умирать по моему велению; Стелла в сравнении с ними
казалась даже доброй; кроме того, она сохранила хоть какую-то окраску. Была
она кругленькой и розовой и носила яркие ситцевые платья, они блекли не
сразу под стать всему вокруг, а сохраняли, пусть совсем недолго, свой цвет.
- Спасибо, очень хорошо.
- А как поживает Констанция Блеквуд?
- Очень хорошо, спасибо.
- А как сам?
- Лучше не бывает. Будьте любезны, черный кофе.
- На самом деле я люблю кофе с сахаром и сливками, чтоб не горчил, но я
заходила к Стелле из гордости, значит - никаких поблажек.
Если кто-нибудь появлялся в кафе, я поднималась и тихонько уходила; но
случались и неудачные дни. В то утро, не успела Стелла поставить передо мной
чашку, на пороге возникла тень, и Стелла, взглянув туда, сказала: "Доброе
утро, Джим". Она перешла к другому концу стойки - видно, надеялась, что он
сядет там, а я смогу незаметно уйти, но не тут-то было. Пришел Джим Донелл -
мне определенно не везло. Вообще-то, все поселковые на одно лицо, но
некоторых я запомнила и могла ненавидеть прицельно; Джим Донелл с женой из
их числа; они ненавидели нас неистово, а остальные - из тупой, стародавней