"Светлана Ягупова. Феномен Табачковой" - читать интересную книгу автора

диван и платяной шкаф. А он вот и стулья притащил, и торшер, и
проигрыватель Видно, обрадовался возможности хоть что-то сделать для нее и
тем самым как бы свалить некоторую тяжесть со своих плеч. Ох,
Саша-Сашенька...
Долго плакать Анна Матвеевна не умела, не научилась - жизнь до сих пор
была к ней в общем-то милосердна. Поэтому, чуть пообвыкнув в новой
обстановке, навела в комнате легкий порядок, обмылась под душем и
поставила на проигрыватель венгерский танец Брамса номер два. Какой ни
была усталой, завозилась на кухне, нарезала хлеб, колбасу, открыла шпроты
- и все это под мелодию Брамса, которого могла слушать бесконечно Когда
же, как и было условлено, к пяти часам пришли гости, вернулась и бодрость
- целительная сила Брамса была давно замечена ею.
Первой пожаловала Зинаида Яковлевна Черноморец, бывшая сослуживица Анны
Матвеевны Одногодка Табачковой, Черноморец пять лет назад ушла а свой срок
на заслуженный от дых и все эти годы горячо уговаривала Анну Матвеевну
последовать ее примеру. Но вот та стала пенсионеркой, и Зинаида Яковлевна
расцвела от необъяснимого удовольствия, что не укрылось от глаз Анны
Матвеевны. Внушительного роста, как говорится, в теле, с зычным голосом и
пышным перманентом крашеных "рубином" волос, Черноморец слыла женщиной
цепкой жизненной хватки, практичной и веселой. Даже внезапная кончина
супруга не поубавила в ней жизнелюбия. Всякий раз при встрече с Анной
Матвеевной она заговаривала о таких вещах, что Табачкова лишь конфузливо
опускала глаза долу. На что Черноморец насмешливо басила: "И, милая, чего
зарделась? Не красна девица! Помирать скоро, так хочется добрать от жизни
недовзятое. Да только шельмецы они, отродье мужиковское!"
И сейчас приход Зинаиды Яковлевны Черноморец был шумен и весел.
Квартира сразу же показалась тесноватой от ее солидной громоздкости,
густого баса и топанья тяжелых ног.
- И, милая, этому отродью мужиковскому я еще вправлю мозги, - чуть ни с
порога начала она, щедро выкладывая из кошелки банку свежемаринованных
огурцов и кастрюльку с тушенной в сметане курицей. Хотела было так же
размашисто выложить какую-то новую тайну, но тут в дверь позвонили, и она
пошла открывать, промолвив на ходу страшным шепотом: - Явилась не
запылилась.
Черноморец недолюбливала Милу Ермолаевну Смурую, перед которой, однако,
с улыбкой распахнула дверь. Недолюбливала, но уважала, как обычно уважают,
но не любят тех, кого считают на голову выше себя, хотя физически Смурая
едва доставала Черноморец до плеча. Сюда примешивалась и своеобразная
ревность - Смурая была подругой Анны Матвеевны еще с детских лет, между
ними, несомненно, было больше духовного родства. Со временем Аннушка
Зорина стала Табачковой, а Мила как была Смурой, так ею и осталась. Долгие
годы после замужества Анны Матвеевны, пока у нее росли сыновья, Смурая
была в некотором отдалении от Табачковых. Затем опять наступали периоды
близости, и снова приходили размолвки. Сейчас, когда муж покинул Анну
Матвеевну, Смурую с особой силой Повлекло к ней. Маленькая, тощая и
костлявая, вечно чем-то удрученная и рассеянная, она в свою очередь не
терпела жизнерадостную Черноморец, и Анна Матвеевна прилагала все усилия,
чтобы своим покладистым гибким нравом примирить обеих. Ее горе как бы
уравняло всех троих и сблизило.
Прежде чем сесть за стол, гостьи осмотрели квартиру, поохали, не найдя