"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

глубоко им проникнуты. Но эта утешительная философия могла ведь родиться и
от безысходности. Более того: беру на себя смелость утверждать, что
великая русская литература создавалась людьми, которые только и делали,
что сравнивали да завидовали! Толстой, Достоевский, Гоголь, Лермонтов,
Пушкин... У Чехова - самого беспристрастного, пожалуй, из всех русских
писателей - зависть надежно упрятана за беспросветной тоской: В Москву! В
Москву! В Москву! - извечный вопль бездомной души, как будто кто-то
постоянно подсказывает несчастному, что здесь он обречен быть чужим и
одиноким, здесь никогда не будет счастлив, что его настоящий дом - Moсквa,
Париж, Нью-Йорк, Оксфорд, все, что угодно, только бы подальше отсюда и
повыше... Относительно благополучные в жизни, с положением в обществе - и
сколько уязвленного самолюбия, желчи, ярости, бунта! А у вас? Думаю, что и
у вас то же. Вся классика рождалась из непрерывного унижения, из горького
ощущения собственной ущербности, из предчувствия, что тебя в любой момент
могут оскорбить и даже ударить. Вся была слишком обидчивой, слишком
язвительной, слишком несчастной. Вся - как корчи полураздавленного червя.
И именно это разорванное, неполноценное, ущемленное сознание ложилось в
фундамент современного гуманизма!
Но тогда я отказываюсь понимать, что такое культура.
По вагону пригородного поезда идет человек с клюкой. Пальто в грязи, из
кармана торчит горлышко откупоренной бутылки.
Лицо темное, нечистое, борода свалялась клоками.
- Подайте слепому-увечному! Кто чем может, тем и поможет! Дай Бог вам
счастья-здоровья! - вскрикивает он время от времени тонким припадочным
голосом.
Вплотную за ним, вцепившись в его плечо, нетвердо шагает испитая
женщина с разбитым в кровь лицом.
Подают мало. Люди в тесном проходе отворачиваются и прижимаются к
сиденьям, стараясь побыстрее пропустить мимо себя этих двоих. От них разит
винным перегаром, рвотой, мочой, давно не мытыми телами.
Этот чудовищный запах преследует меня уже несколько лет. Им пропитаны
наши вокзалы, подземные переходы, тоннели метро, десятки других мест, где
толпами скапливаются бродяги и нищие. Я не могу избавиться от ощущения,
что пахну сам. Как-то я уже обмолвился вам, что у нас трудности с мытьем:
дача, которую мы снимаем, не имеет для этого никаких приспособлений,
кроме рукомойника. Раньше мы с женой посещали раз в неделю городские бани
с их длинными очередями, отпотевшими грязными стенами и тлетворным запахом
плесени, сопревшего белья, дешевого мыла - духом нищеты... В последние
годы и это сомнительное удовольствие стало в России не для бедных,
общественная бан доступна нам теперь не чаще раза в месяц. В остальное
время обмываемся над тазиком на кухне.
Так что в Англию я прилетел немытым и рассчитывал хотя бы здесь сразу
встать под душ.
Служебная квартира, предоставленная мне в колледже (как водится, в двух
этажах: наверху спальня, внизу небольшой кабинет-гостиная), не имела
санузла. На этаже, впрочем, был туалет и отдельно ванная комната- с
выходом прямо на лестничную площадку.
В этой холодной неуютной комнате стояла только ванна - без душа, даже
без смесителя: холодная и горячая вода текла из разных кранов. Не зная,
кто пользуется этой ванной и пользуются ли ею вообще (соседей я еще не