"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

а чистые, точно вымытые камни мостовых, ухоженные газоны, красивые и
крепкие дома? Почему сам воздух у вас, в стране туманов, до того прозрачен
и светел, что самые заурядные предметы, кажется, излучают волшебное сияние?
Значит, один народ из поколения в поколение с терпением и верой
возводил из простых камней дивный храм, очищал тусклый, хмурый мир вокруг
себя от пыли, мусора и шелухи, чтобы увидеть его озаренным божественным
смыслом; другой же бездумно опустошил, загадил и в конце концов отверг
большую богатую страну, а теперь ходит по миру с протянутой рукой, сгорая
от зависти к благополучным соседям?
Это старый вопрос. Однозначного ответа на него у меня нет. Знаю только,
что те, кто довольствуется жизнью среди нечистот, равно как и те, кто их к
этому понуждает, - еще не народ. Что же до протянутых рук, не всегда
следует понимать этот жест буквально. Вспомните притчу о пяти хлебах и
двух рыбах: И ели все и насытились. Вспомните мысль-заклинание
Достоевского о старых камнях Запада, которые русскому сердцу, может быть,
ближе, чем сердцу западного человека...
Об этом я еще буду с вами говорить. К этой необъятной теме и не
подступался.
Наутро не мог оторвать голову от подушки и пребывал в том блаженном,
каждому с детства знакомом горячечном состоянии, когда не мучают никакие
житейские заботы, а в голове живут одни лишь перепутанные сны. В дальний
путь с драгоценным лекарством пришлось отправиться жене. Перед уходом она
нервно поправила на мне одеяло, положила у изголовья ворох таблеток,
найденных в столе, поставила рядом телефон и взяла с меня слово, что, если
температура подскочит выше тридцати девяти, я вызову врача. Кажется, самой
ей не удалось уснуть и в эту ночь.
Те четыре дня, что я пробыл один, меня одолевали странные видения,
перетекавшие из сна в реальность и обратно. Сюжеты были хорошо мне
знакомы, но они получали неожиданное, иногда игривое и даже фантастическое
развитие.
То я будто подслушивал нечаянно ваш разговор с известным нам обоим
лицом. Речь шла обо мне, и лицо говорило:
- Вы уверяли меня, что это человек благородный, а по-моему, он просто
натаскивает себя на благородство.
- Мы все на что-то себя натаскиваем, - уклончиво отвечали вы, не желая
меня обидеть.
То я начинал мечтать. В магазине, где я покупаю конфеты, взрывается
бомба.
В помещении вспыхивает пожар. Люди в страхе высыпали на улицу, сам я
ранен и изрезан осколками, а под лестницей лежит оглушенный взрывом
мальчик. Превозмогая боль в ноге, я беру мальчика на руки и несу его к
выходу сквозь завесу огн и дыма. Родственники, пресса, всеобщее
ликование... Меня принимает королева.
Я бросаюсь к ее ногам и умоляю выписать в Англию для лечения мою маму.
И вот уже мы с сестрой вывозим маму в инвалидном кресле на прогулку по
предпраздничному Оксфорду, я подмигиваю сестре: Ноw do you like it?
(Как тебе это нравится?), мама изумляется богатым прилавкам, выбирает
продукты к обеду, симпатичные девушки в кассах улыбаются ей, но каждый
раз, когда они заученным движением поднимают и смотрят на свет
предложенную купюру, мама обижается. Объясни ей, что мы не печатаем