"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

через несколько лет вдруг потрясший современников глубоким отвращением к
своему отечеству, - этот человек был главным предметом моих занятий в
Оксфорде.
Мне все кажется, что он немного тронулся, - писал о нем, уже
вернувшемся в Россию, Петр Вяземский, намного опередив приговор,
вынесенный Чаадаеву императором Николаем I. А другой близкий Чаадаеву
человек примерно в те же дни сообщает: Он воображает, что болезнь его, и
именно открытый геморрой, делают его кандидатом смерти; от того худеет и
имеет вид совершенного, но скороспелого старика, худ, плешив, с впалыми
глазами и беспрестанно говорит о своем изнеможении...
Впрочем, во время болезни на подмосковной даче я не смотрелся в
зеркало, мне едва хватало сил доплестись до холодной уборной на другом
конце двора, так что внешние совпадения не сводили меня с ума.
Однажды приснилось, будто я еще в Оксфорде и мне снится сон, что я уже
дома. Распаковываю багаж, полураздетая жена примеряет наряды.
- А в Британском музее ты был? - спрашивает она, полуобернувшись ко мне от
зеркала, и я понимаю, что это не жена, а сестра. Узнаю об этом не по лицу
и не по голосу, а по дряблой коже на шее да по отвисшей морщинистой груди,
какую я видел у больной мамы, когда помогал сестре переодеть ее в постели.
И я с ужасом вспоминаю, что не видел ни Британского музея, ни собора
Св. Павла, ни Тауэра, ни знаменитой башни с часами над парламентом. Ни
разу не прошел мимо Уайт-Холла или Букингемского дворца. Не побывал в
Гайд-парке. Не посетил ни одного музея. То есть я вообще не побывал за два
месяца в Лондоне.
Собирался отправиться туда, помню, в конце первой же недели. Заранее
купил дорогой многоразовый билет на автобус. Накануне поездки, по-ребячьи
боясь проспать, тревожно засыпал в своей холодной постели под серым
солдатским одеялом.
А дальше, до самого возвращения из Оксфорда в Москву, - провал, пустота.
Как будто в оставшиеся семь недель я вообще не жил.
Но тут (снится мне) просыпаюсь в холодном поту и вижу серое одеяло,
заваленную книгами тумбочку, раковину, включенный электрокамин у кровати и
с громадным облегчением вспоминаю, что я пока еще в Оксфорде и что как раз
сегодня утром собирался впервые поехать в Лондон! Нет еще и шести, но я
вскакиваю, радуясь, что это был всего лишь кошмарный сон, наскоро одеваюсь
и узкими переулками спешу на Хай-стрит, где останавливаются экспрессы до
Лондона. Приближается красивый высокий автобус вишневого цвета, я бегу за
ним - остановка совсем близко, можно успеть, - автобус уже притормаживает,
его нагоняю... И вижу, как он встает на противоположной стороне улицы, как
впускает пассажиров, закрывает двери и спокойно трогается - без меня. Я
совсем забыл, что я в Англии, где все наоборот.
И тогда я просыпаюсь второй раз, уже на самом деле, и постепенно
догадываюсь, что лежу с тяжелым гриппом на даче под Москвой.
Утром мне позвонила Варзикова, известная в наших литературных кругах
дама из вечно молодого поколения шестидесятников, и с ходу решительно
заявила, что больше всего она беспокоится за армию: если не обеспечить
квартирами офицерский состав частей, отзываемых в Россию из Восточной
Европы, армия может не оказать президенту в трудную минуту должной
поддержки. Я не стал уточнять, с кем должна воевать наша армия за
президента. Догадываясь, что это лишь вступление и дальше последует