"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

подорожали продукты; фруктов и соков, которые так нужны сейчас больной, в
продаже нет совсем.
Сестра отрезает от английского ананаса тонкие ломтики и ложечкой
выдавливает дл мамы сок, но это ненадолго...
Еще жена сказала, что истратила на поездку все деньги, какие у нее
были, и спросила, хватит ли нам до зарплаты.
Среди ночи я проснулся с бешено колотящимся сердцем и больше не мог
уснуть. А утром уже сидел у банкира.
Это был советский кадр: немножко пьяница, немножко распутник, немножко
шпион, отъявленный плут.
Такие всегда хорошо понимали правила игры, поэтому новые начальники
ценили их не меньше, чем прежние партийные боссы, хотя во все времена их
держали на вторых ролях. Они были хороши в качестве передаточных звеньев,
для связи с массами: ничем не управляя, никогда не оспаривая руководящих
указаний, эти люди умели с видом заговорщика подмигнуть маловеру - мол,
без тебя все знаю, но так надо, а в трудном случае могли применить и
шантаж и угрозы.
Я знавал этих прожженных молодцов еще со времен моей юности - их было
просто не обойти, они охраняли все входы и выходы. В ту пору они
терроризировали нас единственно верной идеологией. Теперь в их руках было
еще более мощное орудие давления: прикарманенные материальные ценности и
финансы, все средства к жизни.
До сих пор не понимаю, почему эта компания какое-то время поддерживала
наш альманах. Вероятно, они по испытанному методу создавали
пропагандистскую завесу, чтобы надежнее обделывать за ней свои делишки.
Для рекламы это значило немало; а кроме того, им льстило приобщение к
литературным знаменитостям...
Вот и теперь банкир вертел в руках последний номер, на обложке которого
рядом с именами хороших писателей красовалась, как всегда, его фамилия.
- О
чем тут?..
- Тут много всего, - сказал я, пожав плечами. - Во-первых, мы печатаем
малоизвестных писателей среднего поколения. Я как-то рассказывал вам об
этом. Это поколение задавленных талантов, но кое-что из созданного ими
заслуживает того, чтобы наконец увидеть свет...
Мне показалось, что именно эту фразу я уже где-то произносил. Ну да, на
семинаре по русской словесности в Оксфорде! Сид прямо напротив Клары
Дженкинс, поклонницы наших писательниц-феминисток. И даже раскрыл перед
ней эту самую книжку и показал: вот никому еще не известный, уже не
молодой, но очень сильный прозаик. Он угодил в культурный провал. При
коммунистах его не печатали, потому что его аполитичные сочинения казались
режиму опасными. С началом перестройки литераторы принялись соревноваться
в радикальности и хлесткости, и этот задумчивый художник опять оказался не
у дел со своими вечными человеческими страстями и трагедиями. Однако пишет
он куда лучше многих из тех, кого переводят и издают в Англии. Их время
пройдет, уже проходит,- он останется... Доктор Дженкинс была заранее со
мной не согласна. На лице этой чересчур учтивой молодой леди я читал
высокомерное отчуждение.
- Это все? - нетерпеливо бросил банкир, уставившись на меня в упор и
для пущей значительности прищурив один глаз.