"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

Достоевский и народники глубоко ошибались: у простого народа нет никаких
глубоких истин, никакого особенного образа жизни, ничего самоценного.
Большинство людей - рабы по природе, и, если их освобождают от цепей,
они не имеют ни нравственных, ни интеллектуальных сил, чтобы нести за себя
ответственность. Тем более не способны на это жалкие, не уверенные в себе
российские интеллигенты, у которых всегда что-то не в порядке с совестью.
Роль организатора новой жизни в России должна принадлежать устойчивой
элите.
Формирование такой элиты - первая задача всех интеллектуальных сил
страны.
Все это излагалось уверенно, свежо и задиристо. Мысли образованного
автора были правдоподобны и оттого опасно заразительны, хот в них не было
ни крупицы истины. Я люблю яростных и ненавидящих, без ярости в нашей
несчастной стране не вырастает ничего живого, я и сам грешен, но тут мне
открылось иное: высокомерное отчуждение, непонимание, нелюбовь.
Как когда-то в Оксфорде во время обсуждений в профессорском кругу
последних новостей из России, мне хотелось вскочить и заорать, что все
совсем не так...
Помню, к вам приехал погостить профессор Макмерри из Глазго и вы
любезно позвали меня, надеясь, что мне приятно будет провести вечер с
известным славистом и поговорить с ним по-русски на русские темы.
Профессор Макмерри имел острый ум и сыпал шутками.
- В английском языке есть слово блат, - обмолвился он на своем чистейшем
русском, когда я спросил у него что-то о деятельности ваших издательств. -
Боюсь, это слово невозможно перевести на русский...
Он действительно оказался очаровательным собеседником. Но для меня
вечер не удался. Я сидел как на иголках. А все из-за несчастной темы, на
которую мы нечаянно набрели в разговоре.
Темой, впрочем, был Достоевский. Я сказал Макмерри, что мне совершенно
непонятна ненависть, которую питает к этому классику определенная часть
советской литературной эмиграции. Они видят в нем примитивного
национал-патриота и антисемита и совсем не желают замечать громадный
примиренческий потенциал его творчества. А между тем мало кто из
мыслителей оказал нашему западничеству столько услуг, как почвенник
Достоевский, - и, главное, совершенно искренне, без всякой задней мысли.
Ради шутливого подтверждения своих слов, в тон вашему замечательному
другу, я привел парадокс Аарона Штейнберга. Не окажет ли обвинение в
антисемитизме такого всемирно признанного гения, как Достоевский,
спрашивал Штейнберг, дурную услугу самим евреям?
После этих моих слов возникла неловкая пауза.
- Под определенной частью эмиграции вы имеете в виду евреев? - спросил
наконец Макмерри. Как всегда, невозможно было понять, говорит он серьезно
или просто разыгрывает ироническую ситуацию.
- У нашего московского гостя были здесь контакты с русской редакцией
Би-би-си, - простодушно вставили вы, приходя мне на выручку.
- А, понятно, - заметил профессор с тонкой усмешкой. - И все же
интересно, найдется ли в нынешней России хоть один еврей, способный
разделить точку зрения Штейнберга?
Что касается Би-би-си, там таких не было. Меня, впрочем, приняли очень
мило, перезнакомили с сотрудниками, расспрашивали о Москве, пригласили в