"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

Сороса, да так и застрявшая тут на Би-би-си. - Но как ваши рассуждения
связаны с Англией?
Я недоуменно пожал плечами. Речь шла о передаче на Россию. Мне важно было
хоть немного поднять дух моих соотечественников, убедить их, что все, что
сейчас на них обрушилось, - это наносное, временное, пена. Что в душе
народа живы достоинство и гуманность, роднящие нас со всем просвещенным
миром, с Англией в том числе. Что, пока будут среди нас такие люди, как
Аня Вербина, - будет и Россия...
- Знаете что, - задумчиво заключила девушка.
- Приходите с этой темой как-нибудь еще раз. Когда станете немного
более британцем.
Мне уже не суждено было стать британцем более, чем я был, - мой срок
подходил к концу.
Прочитанная рукопись меня оживила. И мне захотелось на нее ответить -
разумеется, не называя имени моего оппонента и не ссылаясь на его работу,
которая к тому же не была опубликована. Да в подобных ссылках и нужды не
было: рукопись не содержала ни целостного мировоззрения, ни новых
сколько-нибудь оригинальных мыслей. Я должен был ответить, если хотите, на
вызов эпохи, на расхожий набор идей, снаружи кажущийся таким либеральным,
но внутри пропитанный ненавистью и презрением к людям.
Как раз в те дни на меня свалилось маленькое чудо.
Мой бывший однокурсник, отиравшийся в последние годы среди удачливых
политиков и коммерсантов, где-то раздобыл деньги и надумал выпускать свою
газету. Набира сотрудников, он нечаянно вспомнил обо мне (мы много лет не
виделись), отыскал мой телефон и пригласил меня к себе обозревателем.
Работа в никому не известной новой газете - это не то, о чем можно
мечтать, но к тому времени у меня уже созрел план статьи-ответа, и я
чувствовал, что статья эта будет дл меня только началом. Жизнь менялась
так быстро, каждодневные события настолько болезненно заявляли о себе, что
требовалась немедленная ответная реакция, и газетная скоропись казалась
мне в этой ситуации просто спасением. Честное слово, речь шла чуть ли не о
физиологической потребности организма; во всяком случае, по вечерам после
программы теленовостей меня иногда на самом деле тошнило.
Так что я с радостью согласился на предложение и выговорил себе
одно-единственное условие: писать только о том, о чем хочу, и так, как
считаю нужным. Подробнее наши с редактором позиции мы решили согласовать
после, когда будет готова моя первая большая статья.
В статье я возвращался к разговору об интеллигенции. Ведь все, что
произошло за последние годы в России, начиналось как интеллигентское
движение.
Аня Вербина, знакомая с европейской традицией (предметом ее докторской
диссертации был западный либерализм), написала как-то небольшое эссе об
интеллигенции и интеллектуалах. Понятия эти не совпадают, а в чем-то даже
противоречат друг другу, считала она, и объединять их или подменять одно
другим ни в коем случае нельзя. В нынешней России есть немало
интеллектуалов, так же как на Западе не вывелись еще интеллигенты.
Классический интеллектуал - тот, кто, к примеру, создает в лаборатории
сильнодействующий яд, совершенно не интересуясь, кем и в каких целях этот
яд будет использован... Интеллигента, писала Аня, отличает от
интеллектуала прежде всего моральная ответственность за результат его