"Сергей Яковлев. Письмо из Солигалича в Оксфорд" - читать интересную книгу автора

Вы понимаете, что в моем положении это была опасная теория. Конечно, не
совсем то, что предлагала мне вначале Ольга Степановна: кое-где подклеить,
кое-что замазать - и успокоиться; дача, она и есть дача... (Сама-то Ольга
Степановна жила не так, с раннего утра до поздней ночи не покладала рук,
чтобы не потонуть в окружающем запустении, удержаться на высоте, чтобы в
доме было не хуже, чем у людей.) И все же я, следуя новому принципу,
рисковал остаться ни с чем. Бежишь утром с ведрами на колонку, видишь на
тропе щепку и возвращаешься, чтобы положить ее во дворе на видном месте и
позднее сжечь в печи; по пути вспоминаешь про оставленную на грядке лопату
и несешься в огород, бросив ведра на крыльце; в огороде обнаруживаешь, что
забыл прикопать принесенное вчера из лесу деревце, и принимаешься за новую
работу... Таким путем до колонки доберешься разве что к вечеру - и то если
принять, что жизнь подчиняется элементарным арифметическим правилам.
На самом же деле в ней, жизни, никогда не действуют простые сложение
или вычитание. Пока бегаешь со щепкой, в колонке могут вдруг перекрыть
воду; пока плетешься с ведрами на дальний колодец, набежит тучка, и вот
уже щепку намочило дождем и она не годится в растопку: теперь надо либо
сушить ее несколько дней под навесом (канители-то!), либо выбрасывать
подальше за ворота, где она до сих пор и валялась, нарушая порядок...
Только вздохнешь с облегчением после одной сделанной на совесть работы,
только примешься за другую, глянь - а предыдущее твое творение успело
рассохнуться под палящим солнцем или, наоборот, намокнуть, или выскочить
из пазов, или порваться, и тебе пора оборачиваться и идти поправлять
старое...
Ольга Степановна, как только я при случае изложил ей свою теорию, тут
же выставила мне подобные контраргументы. Это был опыт, выстраданный всей
ее жизнью. Собственный дом, говорила она, особенно если старый, - это куча
дел и постоянный непорядок. В конце концов мы по моему предложению немного
изменили формулировку: куча дел и постоянная угроза беспорядка. Именно
таким представлялся мне быт англичан, а с некоторых пор и быт самой Ольги
Степановны - по ее мнению, чересчур мной приукрашиваемый.
(Вспоминая наш тогдашний обмен любезностями, понимаю, что она не
скромничала, просто лучше меня чувствовала свое положение и была, как
всегда, предельно правдива. Ольга Степановна, которая так часто напоминала
мне в Солигаличе вас (несмотря на большую разницу в годах) - и своими
незаурядными умом и характером, и подлинным, не вымученным достоинством, и
щедростью, и трудолюбием, и какой-то особенной невозмутимостью, и чисто
английской практичностью с легким оттенком скептицизма (профессии и те у
вас были родственными. Что за важность, что у одной студенты Оксфорда, а у
другой провинциальные недоросли? Даже относились вы к своим подопечным
почти одинаково, так же любили их в душе и так же гневались в разговоре на
их распущенность и лень), - эта Ольга Степановна, говорю я, всю жизнь
тянулась из последних сил, чтобы создать вокруг себя человечную
обстановку, но достигала при этом чего-то совсем другого, нежели вы. А
ведь желания или, если хотите, представления о нормальной и достойной
жизни были у вас очень схожими - голову даю на отсечение! Вы понимаете
меня, дорогая моя. Пусть вас с ней и сближает, между прочим, любовь к
домашней кухне, толкую я все-таки не о посудомоечной машине и не о
кухонном комбайне, которых Ольга Степановна в глаза не видывала, хотя
привыкла бы к ним, уверен, так же быстро и легко, как привыкли вы. Я вот о