"Генри Джеймс. В клетке" - читать интересную книгу автора

их требовало, чтобы они "никогда ничего не подмечали", как твердил мистер
Бактон, у которого они состояли на службе. Правило это, однако, ни разу не
помешало ему самому заниматься тем, что он любил называть закулисной
игрой. Оба ее сослуживца не делали ни малейшей тайны из того, скольким из
их клиенток они отдают явное предпочтение перед другими, однако, невзирая
на все их милые заигрывания с нею, она по нескольку раз ловила каждого из
них на какой-нибудь глупости или промахе, ибо им ничего не стоило
ошибиться, перепутать фамилию или адрес, и тем самым постоянно напоминала,
что стоит только женщине взяться за ум, как мужчина неизбежно глупеет.
"Маргерит. Риджент-стрит. Попытайтесь в шесть. Одним испанским
кружевом. Жемчугом. Всю длину".
Это была первая; без подписи.
"Леди Эгнис Орми. Гайд-парк плейс. Сегодня невозможно, обедаю Хэддона.
Завтра опере, обещала Фрицу, но могла бы все устроить пятницу. Попытаюсь
уговорить Хэддона в Савойю и все, чего бы вы ни захотели, если вы
привезете Гасси. Воскресенье Монтенеро. Буду Мейсен-стрит понедельник
вторник. Маргерит ужасна. _Сисси_".
Это была вторая. Девушка увидала, что третья написана на международном
бланке.
"Эверард, отель Брайтон, Париж. Только пойми и поверь. От двадцать
второго до двадцать шестого и конечно восьмого и девятого. Возможны другие
дни. Приезжай. _Мери_".
Мери была очень красива; девушке подумалось, что она в жизни еще не
видела такой красоты, - впрочем, может быть, этой красавицей была Сисси. А
может быть, они обе - ведь ей случалось видеть и вещи, куда более
странные: телеграфируя разным лицам, дамы ставили разные подписи. Чего
только она не видела, каких только тайн не открывала, сопоставляя
разрозненные клочки. Была, например, одна - и совсем недавно, - которая,
глазом не моргнув, послала пять телеграмм, все за разными подписями. Может
быть, правда, ее просили об этом пять подруг, так же как теперь вот Мери и
Сисси, или та и другая в отдельности поручали кому-то исполнить их
просьбу. Иногда наша девушка наделяла все слишком глубоким смыслом,
привносила слишком много своего, иногда - слишком мало; в том и в другом
случае она потом это замечала, ибо обладала удивительной способностью
держать в памяти все интересовавшие ее подробности. Раз что-то приметив,
она уже больше не забывала. Выдавались, впрочем, и ничем не заполненные
дни, иногда даже недели. Виною этому были дьявольски изощренные и меткие
уловки мистера Бактона, который старался посадить ее за клопфер всякий
раз, когда должно было поступить что-то любопытное, ибо клопфер,
заниматься которым входило и в его обязанности, был узилищем, клеткой в
клетке, отгороженной от всего остального толстым стеклом. Клерк, тот,
вероятно, действовал бы в ее интересах, но он совершенно одурел от любви к
ней. Она же великодушно обещала себе, что никогда не даст ему повода
считать, что чем-то ему обязана, - так неприятна была ей эта его
становившаяся слишком явной любовь. Самое большее, что она позволяла себе,
это всякий раз перекладывать на него регистрацию писем - работу, которая
ей была особенно ненавистна. Так или иначе, после долгих периодов отупения
и бесчувствия она начинала вдруг ощущать острый к чему-то вкус; не
успевала она осознать это, как он уже появлялся во рту; так было оно и
теперь.