"Генри Джеймс. Осада Лондона" - читать интересную книгу автора

- Как вы думаете, что она будет делать в Риме? - спросил его тогда
Уотервил; сам он представить этого не мог, ибо нога его еще не касалась
Семи Холмов (*16).
- Не имею ни малейшего понятия, - ответил ему Литлмор. - И не
интересуюсь, - добавил он, помолчав.
Перед отъездом из Лондона он сказал между прочим Уотервилу, что, когда
он зашел в Париже к миссис Хедуэй, чтобы с ней попрощаться, она совершила
на него еще одно, довольно неожиданное, нападение.
- Все та же история - как ей попасть в общество. Она сказала, что я
просто обязан что-нибудь сделать. Больше так продолжаться не может. Она
просила меня ей помочь во имя... боюсь, я даже не знаю, как и выразить
это.
- Буду очень признателен, если вы все же попытаетесь, - сказал
Уотервил; он постоянно напоминал себе, что человек, занимающий такой пост,
как он, обязан печься об американцах в Европе, как пастырь о своем стаде.
- Ну, во имя тех нежных чувств, которые мы питали друг к другу в
прежние времена.
- Нежных чувств?
- Так ей было угодно выразиться. Но я этого не признаю. Если ты обязан
питать нежные чувства ко всем женщинам, с которыми тебе доведется
"скоротать вечерок", хотя бы и не один, то... - и Литлмор замолчал, не
сформулировав, к чему может привести подобное обязательство. Уотервилу
осталось призвать на помощь собственную фантазию, а его друг отбыл в
Нью-Йорк, так и не успев ему рассказать, как же в конце концов он отразил
нападение миссис Хедуэй.
На рождество Уотервил узнал о том, что сэр Артур вернулся в Англию, и
ему казалось, что в Рим баронет не заезжал. Уотервил придерживался теории,
что леди Димейн очень умная женщина... во всяком случае, достаточно умная,
чтобы заставить сына исполнить ее волю и вместе с тем внушить ему, будто
он поступает по собственному усмотрению. Она вела себя дипломатично,
сознательно пошла на уступку, согласившись нанести визит миссис Хедуэй,
но, увидев ее и составив о ней свое суждение, решила оборвать это
знакомство. Доброжелательна и любезна, как сказала миссис Хедуэй, ибо
тогда это было проще всего, но ее первый визит оказался в то же время
последним. Да, доброжелательна и любезна, но тверда как камень, и, если
бедная миссис Хедуэй, приехав в Лондон на весенний сезон, рассчитывала на
исполнение туманных обещаний, ей предстояло вкусить горечь разбитых
надежд. Хоть он и пастырь, а она - одна из его овец, решил Уотервил, в его
обязанности вовсе не входит пасти ее, не спуская глаз, тем более что она
не грозит отбиться от стада. Уотервил виделся с ней еще раз, и она
по-прежнему не упомянула о сэре Артуре. Наш дипломат, у которого на всякий
жизненный случай была своя теория, сказал себе, что миссис Хедуэй выжидает
и что баронет у нее еще не появлялся. К тому же она переезжала; фактотум
нашел для нее в Мэйфер (*17), на Честерфилд-стрит, к востоку от
Гайд-парка, настоящую жемчужину, которая должна была обойтись ей во
столько же, сколько стоят натуральные жемчуга. Вполне понятно, что
Уотервил был порядком удивлен, прочитав записку леди Димейн, и поехал в
Лонглендс с тем нетерпением, с каким в Париже поехал бы, если бы смог, на
премьеру новой комедии. Уотервилу казалось, что ему неожиданно
посчастливилось получить billet d'auteur [контрамарку (фр.)].